Правда, в ходатайствах городских, земских и других «управлений» о канонизации святых, встречаются иногда подписи крестьянских депутатов, но кому же неизвестно, какие «крестьяне» проникали при царском режиме в различные «самоуправления»?
Все это были более или менее крупные собственники, барышники, владельцы мелочных лавок, портерных и питейных домов, давно уже забросившие плуг и косу и эксплоатировавшие труд своих же братьев-бедняков.
Что же касается рядовых крестьян - землеробов, то история знает один только случай, где инициатива прославления нового угодника может быть приписана представителю такого крестьянства.
В 1458 году пришел в гор. Устюг из Москвы некий «нищий человек», заказал написать образ Прокопия устюженского, выстроил над могилой последнего часовню и поставил в ней этот образ для поклонения приходящим, после чего и началось почитание этого угодника[1].
Так как в XV веке нищета была уделом почти исключительно одного крестьянства, то можно с большею или меньшею вероятностью предполагать, что этот «нищий человек» принадлежал к крестьянскому сословию, но точных данных для категорического утверждения этого все же нет, а потому и можно считать твердо установленным фактом, что и в деле канонизации русских святых крестьяне были эксплоатируемыми, а не эксплоататорами.
Такими дружными усилиями царей, духовенства и разных проходимцев из мирян число русских святых за девять слишком веков существования христианства на Руси доведено было до такого количества, что один автор в послесловии к месяцеслову, составленному во второй половине XVII века, мог не без гордости воскликнуть:
— Не токмо исчислити, но и умом человеческим невозможно постигнути, колико во святой России угодников божиих просияше к славе и похвале божией[2].
IV.
При изучении истории заполнения (или, правильнее, переполнения) русских святцев, останавливает на себе особенное внимание классовый состав включенных туда святых.
