Точно так же оглажено и житие митрополита московского Ионы.
Здесь тоже ничего, конечно, не говорится ни о его сребролюбии, на которое указывал еще Максим Грек, как на препятствие к канонизации его, ни о необычайной гордости, выразившейся в схватке с епископом полоцким Симеоном, ни о жестокости в обращении с подчиненными, доходившей до собственноручных расправ, как видно на примере преп. Пафнутия боровского, ни о чрезвычайной угодливости пред великим князем Васильем Васильевичем, для выгод которого он сыпал церковными отлучениями, ни о том, что не только константинопольский патриархат, но и у себя на Руси многие не признавали Иону даже митрополитом, о чем опять-таки можно найти в любой церковной истории[1].
Впрочем то, что Иона, как и Иосиф, прибегал к содействию светской власти и что последняя не отказывала ему в этом, заботливо включено в житие, с тем, конечно, соображением, что, авось, и сильные мира заглянут в эту книжку и прочтут эти факты в назидание себе и на пользу духовенству [2].
В житии Иоанна и Логгина яренгских сообщается, что мощи их («святые тела») обретены нетленными.
Посмотрим, однако, что говорит о состоянии этих мощей сохранившийся официальный акт освидетельствования их игуменом Соловецкого монастыря Варфоломеем.
«Святого Иоанна яки жива до пояса плоть, а от пояса и до ног токмо кости неразрушимы», пишет Варфоломей: «мощи святого Логгина обложены в раце и скалы берестяными покрыты собранные кости, токмо ни кость от костей ни состав от составу ниже разрушися, но аки живо с кровию прилепишася»[3].
Как видно из этого описания, мощи названных угодников — слишком далеки от того состояния, в каком изображаются они в житии.
Что касается житий остальных угодников этой группы, то все они поражают обилием самых невозможных чудес: тут и одиночная поездка на бесе в Иерусалим и обратно (Иоанн новгородский), тут и плавание на плоту против течения Волхова (Иона новгородский) и т. п.
