вляющий министерством, тоже высказывал бывшему государю мои доводы. И вот тут или в конце августа начали обостряться отношения между председателем совета министров и министрами, невидимо, но обостряться. При чем чувствовалось, что насколько в этом эпизоде, в вагоне, Горемыкин так легко склонился на перемену Щегловитова и Саблера, насколько тут он эволюционировал в смысле движения навстречу общественности, настолько в августе в нем замечалось начало реакционное. И на этой почве между ним и министрами, стоявшими за общественность, начались разного рода трения, и среди министров все более и более нарастало сознание, что он совершенно не отвечает своей должности. Это явилось причиной письма министров государю, в котором, в сущности, было два основных положения: чтобы государь не принимал на себя окончательно командования армией, т.-е. он может командовать, когда ездит туда, но чтобы не связывал себя принятием командования постоянного и неуклонного. Это было первое положение. А второго… я не помню… К сожалению, копии этого письма у меня нет. Словом, второе положение было то, что нельзя в военную пору совершенно устраняться от содействия общественных сил. Вот факт такого письма, составленного втайне от Горемыкина, уже доказывает, что отношения с ним были нехорошие. Его поворот в сторону реакционную был неожиданным для нас. Затем, письмо 23-го было передано бывшему государю и прочитано им по пути из Петрограда в Царское Село, в присутствии б. императрицы.
Иванов. — Не известно ли вам, почему государь взял на себя командование? Какая была обстановка?
Поливанов. — В сущности угадать истинное настроение государя, при его натуре, было чрезвычайно трудно, но в ту пору, т.-е. в августе, я пользовался доверием и, поэтому, со мной говорили более обыкновенного и на тему, между прочим, о командовании армией. Возражая (а внутренней причины моих возражений я высказать не мог; я считал, что совершенно нельзя государю стать во главе армии, ибо в военном деле он разумел внешнюю декоративную сторону, но боевая подготовка войск, стратегические соображения ему были довольно чужды, он в этом отношении очень мало работал и был мало осведомлен; разумеется, я не имел возможности этого высказать), я указал, что он оставляет страну без руководительства, что ему будет чрезвычайно трудно совмещать в себе должность правителя государства и должность верховного главнокомандующего, которая требует постоянного его присутствия. Тем не менее он высказывал мистический взгляд на предмет и говорил, что теперь, когда дело идет так плохо, он считает себя обязанным не оставаться вдали от армии, а разделить судьбу ее, какова бы она ни была. Надо сказать, что в то время, правильно или неправильно, но вел. кн. Николай Николаевич поль-
