ехал, и, видимо, вследствие его настояния, создалось то психологическое настроение, которое и вызвало окончательную уступку… Неполнота и неопределенность этой уступки характеризовались тем, что к ней никогда не мог быть приложен термин, который характеризует конституционное устройство. Я помню, когда я указывал на этот неясный пункт — с самого начала еще гр. Витте, когда мы с ним беседовали о возможном составе первого общественного кабинета, а затем — в более позднее время — Столыпину, они всегда мне указывали на то, что, к сожалению, это слово — конституция — не может быть употреблено, потому что оно не соответствует намерению дающего эту уступку… Впрочем, может быть, это отчасти соответствовало несколько славянофильскому настроению гр. Витте, который тоже, повидимому, не имел твердого взгляда на то, чем должна быть ограниченная власть монарха. Меня в этом убеждали те манипуляции, которые гр. Витте проделал над готовым проектом основных законов, который был более строен, более последователен и проводил мысль об ограниченном монархе… Гр. Витте сам высказывал, когда речь шла о военном законодательстве, чем мы ему обязаны в области установления окончательного текста ст. 96. Так что совершенно ясно, что у руководящих людей была мысль, что можно ограничиться минимальной уступкой и, дав Думе законодательную власть, не делать из этого вывода, что власть монарха ограничена… Тогда, отчасти в связи с славянофильскими взглядами гр. Витте, не выяснился и тот общественный слой, на который власть хотела опираться. Витте, очевидно, убедил — и встретился в этом отношении с одинаковым мнением тех сфер, на которые он действовал, — убедил, что поддержку надо искать среди крестьянства, а не среди дворянского сословия. В тексте Петергофского совещания, теперь уже напечатанном, есть определенное указание, что тогда дворяне считались противниками монархии, и один из вел. князей в очень резких выражениях обрушился на графа Бобринского, которому он приписывал единомыслие с Петрункевичем и кн. Долгоруковым[1], действовавшими против монархии, и напротив — относительно крестьян высказывалась надежда, что они будут опорой власти. Очевидно, это и содействовало изданию избирательного закона 12-го декабря, на основании которого состоялись первые выборы… Это вызвало неясное, неопределенное желание, тогда появившееся в правительственных сферах, — дать широкую социальную реформу, основав аграрную реформу на начале принудительного отчуждения. Именно тогда Витте обращался к Кутлеру и был выработан первый проект принудительного отчуждения. Некоторые остатки этого настроения сохранились еще к тому времени, когда разрешался вопрос — быть или не быть первой Думе. Я помню, в моем разговоре с Треповым, когда я поставил известные требования, без которых счи-
- ↑ «с Петрункевичем… и кн. Долгоруковым», — Петрункевичей было два брата: Иван и Михаил (Ильичи), Милюков, по всей вероятности, имел в виду Ивана Ильича, игравшего бо́льшую роль и в освободит. движении и в думе. В указателе даны биограф. сведения об обоих. То же и о Долгоруких (см. II т. прим. к стр. 279).
