мы готовились встретить во всеоружии. И если все эти попытки привели к неудаче или, скажем, к полуудаче, если мы в таком плачевном виде встретили эту мировую войну, то это, конечно, надо приписать влиянию тех безответственных сил, которые внедрились в военное ведомство, стали на пути военных реформ и, когда им было это нужно, устраняли деятелей ведомства, шедших по пути реформ. Целый ряд лиц, на которых можно было возлагать надежды, были устранены, в том числе и военный министр Редигер. Во главе военного ведомства был поставлен ген. Сухомлинов, деятельность которого вам известна лучше моего, человек, который держался тем, что он решительно капитулировал перед безответственными силами, построил всю свою политику на потворстве, на угождении их капризам, на антипатиях и симпатиях, и для которого вопросы отечества, армии и т. д. не играли никакой роли. Та же самая картина обрисовывается и в вопросах внутренней политики. Не может быть сомнения в том, что правительство, даже, в лице Столыпина, хотя оно и расходилось с требованиями радикальных кругов русского общества, все-таки ставило себе задачи, и если бы эти задачи были разрешены в том смысле, как оно их себе ставило, они привели бы к значительным улучшениям в нашем государственном и хозяйственном строе. Но здесь точно так же мы замечаем ту же борьбу закулисных влияний с видимыми носителями власти, и по мере того, как страх перед переворотом отходит в область истории, крепнут и растут эти элементы реакции. Здесь определяются как бы три гнезда этих реакционных сил: во-первых, то, о чем я уже упомянул — придворные сферы — камарилья; во-вторых, группа бюрократов, которые устроились в виде правого крыла в государственном совете, и, в-третьих, находящееся уже вне законодательных учреждений и пребывающее в общественных кругах так называемое объединенное дворянство, которое, конечно, вовсе не объединяло собою дворянства, так как в дворянстве заключались в большем числе и другие элементы, но которое сумело путем фальсификации подтасовать эти нужные элементы. Таким образом, видимой власти Столыпина приходилось вести тяжкую борьбу и сдавать одну-позицию за другой. Это была ошибочная политика компромисса, политика, стремящаяся путем взаимных уступок, добиться чего-нибудь существенного. Может быть, надо было послушаться моих советов, дать бой и порвать с этими влияниями; но ответственность за реакционную политику, ознаменовавшую эти годы, приходится перекинуть все-таки на сторону безответственных влияний и главным образом, сказал бы я, влияний придворных. В сущности, Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти. Как это ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся, в глазах тогдашних реакционных кругов,
