Манухина в частности и инцидент с ленским расстрелом. Тут, вероятно, министр юстиции принимал большое участие.
Председатель. — Вы помните дело Ишера?
Веревкин. — Очень мало помню. Обстоятельства дела я знаю, но велось оно в секретном порядке, и мне памятно только потому, что как-то, сдавая мне летом управление министерством, Щегловитов сказал: «Поздравляю вас, вам летом не придется иметь дело с отвратительным и препоганым (как он выразился) делом Ишера, потому что я решил направить его, когда вернусь сам». Я спрашиваю: «Что это за дело?» Он выразился так: «Этот сукин сын Толмачев допустил что-то неладное. Мне еще обстоятельства дела не вполне ясны, но я боюсь, что это дело скверное, во всяком случае, я за вас радуюсь, что вам не придется иметь к нему никакого отношения». Вот это и все. Затем я уже узнал об этом деле, когда вернулся утвержденный всеподданнейший доклад.
Председатель. — Когда был этот ваш разговор?
Веревкин. — Разговор был при сдаче управления министерством. Щегловитов обыкновенно уезжал не в начале, а во второй, третьей части лета, вероятно, это было в конце июня или, самое позднее, в середине июля, а дело получило разрешение, кажется, в декабре или январе.
Председатель. — Что же вы, действительно, ничего не предпринимали в отношении этого дела за время отсутствия Щегловитова?
Веревкин. — Ничего. Опять-таки, я боюсь утверждать, но мне кажется, что это дело у меня и не было.
Председатель. — В круг ваших обязанностей, как товарища министра, не входило заведывание уголовным отделом?
Веревкин. — Входило.
Председатель. — Стало быть все бумаги по этому делу шли через вас?
Веревкин. — Бывали случаи, что меня миновали эти бумаги, или в виду особой спешности, чтобы не задерживала лишняя инстанция, или бумаш шли за скрепой вице-директора непосредственно к министру, — по делам особенно секретным и по которым Щегловитов не желал, чтобы лишний человек участвовал в их движении, тогда он непосредственно давал указания тому или другому лицу, и это миновало все инстанции.
Председатель. — Т.-е., значит, была такая категория дел, которые, по своей секретности, миновали даже товарища министра, ведающего уголовным отделом?
Веревкин. — Да, если Щегловитов не желал разглашения.
Председатель. — Вы считали такие отношения нормальными, чтобы у министра были по делам секреты от своего собственного товарища?
Веревкин. — Так было при всех министрах, и я в этом ничего ненормального не вижу.
