Председатель. — Вы признаете, что обвиняемые по некоторым категориям дел получали помилование по общему положению, что они еврейские погромщики, полицейские и тюремщики, совершившие истязания и даже убийства?
Веревкин. — Да, миловались огульно, а не по рассмотрении обстоятельств вины каждого из них.
Председатель. — Но, как товарищ министра, вы задумывались о последствиях, которые это может повлечь? Достаточно было оглашения всего этого в печати, чтобы люди, зная, что они останутся без наказания, почувствовали, что могут делать все, что угодно, т.-е. убить, истязать вас, меня.
Веревкин. — Я все-таки отрицаю, что все дела об еврейских погромщиках кончались помилованием.
Председатель. — Может быть, вы возьметесь навести соответственные справки в министерстве юстиции или, по крайней мере, вспомните отдельные примеры?
Веревкин. — Да, я, может быть, найду несколько дел.
Председатель. — Как же вяжется общность мотивов, по которым миловались, с тем положением, что право помилования должно быть провоцировано по особенностям данного случая, как особая милость носителя верховной власти именно к данному преступнику, — ведь так звучит и должна звучать 23-я статья?
Веревкин. — Помилование испрашивалось для каждого в отдельности.
Председатель. — Формально, но по существу?
Веревкин. — Были дела, в которых при огульном рассмотрении принимались во внимание обстоятельства потому, что эти обстоятельства в отношении всех дел были одинаковы и побудительные мотивы к совершению преступления у всех также были одинаковы. Эксцессы, допущенные при подавлении аграрных беспорядков, все были вызваны одними и теми же мотивами, так что если миловались исправник, урядник и становой, то естественное дело, что все они одинаково виноваты или одинаково заслуживают смягчения участи или помилования.
Председатель. — Разве вы не представляете себе глубоко развращающего влияния, которое такое массовое помилование или помилование целой категории, вносило в среду становых, урядников и проч., которым приходилось иметь дело с аграрными беспорядками? При такой практике министерства юстиции каждый мог безнаказанно совершать преступления.
Веревкин. — Он не мог рассчитывать на безнаказанность.
Председатель. — Но он ставился в тесные ряды помилований этой категории?
Веревкин. — Миловались не все. Был выработан для канцелярского удобства известный штамп, но это не значит, что подходило к нему каждое дело.
