Председатель. — Останемся в пределах общего очерка. В чем изменилась линия поведения отдельных ведомств, дававшая в совокупности некоторое представление об общей политике?
Гр. Игнатьев. — Здесь пошла политика антиобщественная, которая прикрывалась общественностью, но министр внутренних дел все время ставил палки в колеса. Что особенно было тяжело нам и, в частности, мне, как общественнику, это, что в ставке, в присутствии еще государя, все шире и шире привлекали земский союз к сотрудничеству. Значит, санкция верховной власти была. А здесь все время министр внутренних дел противодействовал и приходилось каждый раз осаживать: если так, апеллируйте в ставку. Уже тогда начала появляться тенденция образовать маленький совет отдельно, под предлогом, что нас довольно много. Мы являлись министрами мало заинтересованными в снабжении армии, поэтому составилось маленькое совещание без нас.
Председатель. — То-есть из тех же членов совета министров, но не в полном составе?
Гр. Игнатьев. — Оформилось это совещание, главным образом, при Штюрмере, при Горемыкине же оно не было организованным и постоянно действующим. Основания к этому некоторые были, потому что образовалось особое совещание со своим председателем. Вот под этим предлогом они образовали под председательством председателя совета министров особый супер-арбитр. Под этой формулой постепенно создался такой коллектив, который был сильнее совета министров. Уже вопросы снабжения армии почти до совета министров не докатывались, а вершились особым совещанием и давались указания чиновникам в этом малом коллективе, а мы совершенно были отстранены. Повторяю, при Горемыкине совещание не имело организованного и постоянного характера. Я должен сказать, что, главным образом, этим мм обязаны Поливанову, ибо Поливанов, когда видел несогласие, апеллировал неофициально в совет министров о том, что остался один вопрос невыясненным в совещании.
Председатель. — А отношение голосов в малом совещании складывалось в пользу группы ваших противников и во вред вам?
Гр. Игнатьев. — Скорее, да. Там, все-таки, были лица, которые не так твердо стояли за значение общественного элемента. Там были Рухлов, Шаховской, Поливанов, Кривошеин. Кривошеин был бюрократ по крови, он воспринял общественность не по нутру, а по умственному убеждению. Поэтому, когда он в обстановке иной бывал, его сбивали. Так что в малом совете, действительно, Поливанов был, в сущности, один более или менее верующий в это нутром, а у нас в совете еще шире развивалась эта мотивировка, что относилось более к верованиям, чем к убеждениям. Барк присоединялся обыкновенно к нам, так что создавалась атмосфера более благоприятная.
