передачу (6 против 8). Журнал составлялся очень долго и был утвержден царем (согласен с мнением 6-ти) так незадолго до открытия Думы, что 87 ст. применена уже быть не могла. Я сообщил это царице, прося ее довести до сведения царя о невозможности немедленной передачи дела мне. Штюрмер, с которым я говорил о том же, разделял это мнение. Так продовольствие осталось в министерстве земледелия, но мысль о раскладке через земства была одобрена Думою и позже проведена в жизнь по мин-ву земледелия. Потеряно только было более месяца времени, что вредно отозвалось на этом трудном деле.
Курлов мне сказал, что надо внести в совет штаты полиции Васильев его поддержал. Штюрмер находил это дело спешным. Поводом была забастовка полиции в Москве (кажется) и невозможность находить людей за низкую плату. Законопроект был проведен Курловым в особой комиссии 3-й Государственной Думы и в этой редакции пошел в совет. Он касался увеличения окладов, класса должностей, способов утверждения в них, числа чинов полиции. В совете проект прошел единогласно (помнится, есть запись в журнале совета). В начале ноября, после ухода Штюрмера, на его место был назначен Трепов. В Думе был перерыв занятий. Вскоре после его назначения, кажется, Курлов высказал предположение, что он захочет быть министром внутренних дел. Несколько дней спустя, Трепов пригласил меня вечером и сказал мне, что он находит меня не на месте как управляющего министерством внутренних дел и желал бы устроить меня в министерство торговли, в чем и я, может быть, ему помогу и чем я также интересуюсь, при этом он высказал, что с Думою ему будет легче справиться, если меня не будет. Относительно министерства торговли я ответил, что итти на «живое место» я не могу. Про Думу я не поверил, хотя я знал, что Родзянко против меня, но я все-таки надеялся что дело наладится. Я спросил[*] его указать мне на мои ошибки. Он ответил, что находит меня вообще не на месте, определенных же ошибок указать не может. Я ответил, что раз ему мешаю и царь меня отпустит, то я согласен уйти. Он сказал, что переговорит с царем — это его дело, и меня он только предупреждает о том, что случится. После этого я уехал. От Трепова я поехал к Бадмаеву, у которого был и Курлов, был ли тут Распутин или его вызвал Бадмаев — не помню, кажется, он приехал позже. Уходить мне было жаль — вины я за собою не чувствовал, надеялся доказать, что я хочу и сделаю добро. Произошел разговор, что уходить мне не надо, что это сговор Трепова и Родзянко и что предположены еще перемены в кабинете. Распутин сказал: «мало ли что Трепов хочет, решение не его, а царя». Он жалел Бобринского, уже ушедшего, Шахов-
