и нам с Корсаком приходилось извилистым образом выдумывать ответы, которые имели значение отписки, но тонкой отписки, ни два, ни полтора, что называется. После смерти графа Витте они были оглашены Клячкой, в отдельном издании.
Щеголев. — Скажите, значит, действительно кое-какие документы исчезали? У вас система подшивки дел такова, что можно изъять всякий документ, потому что он не перенумеровывается.
Белецкий. — Представьте себе: директор департамента требует дело. Разве позволит себе кто-нибудь напоминать, чтобы я возвратил это дело? От меня потребуют, когда я буду уходить. Я могу вырвать из дела. Когда я был при Еремине, Еремин был офицер сыскной старой школы, но это был человек, которому я глубоко верю; при нем этого не могло быть. У него были свои особенности, но у него была своя порядочность. Единственный человек, который знал дела. Многое можно было бы из этой переписки личного характера не только взять к себе, но составить архив; я не составил архива, а все отдал. Я даже сдал больше. Я застал у Зуева, в ящике, массу бумаги со времен предыдущих директоров. Это единственный человек, который привел в порядок. Даже при Маклакове я сдал секретарскую часть, это вам скажут секретари.
Председатель. — Будьте добры огласить пометку на вашем донесении о командировании чиновника Любимова, от 21-го ноября.
Белецкий. — «Доложено г. министру внутренних дел 2-го декабря, который не находит целесообразным теперь, по окончании дела, без инициативы министра юстиции подымать снова расследование, но вместе с тем находит желательным запросить письмом министра юстиции, насколько он считает законным начатые попытки частных сыщиков производить новое расследование в связи с данными судебного следствия, так как подполковник Иванов, в бытность свою теперь на приеме у меня, мне докладывал, что, по имеющимся у него сведениям, на еврейские деньги нанят бывший начальник киевского сыскного отделения Рудой и приехал из Лондона заграничный сыщик».
Председатель. — Затем следует доклад Любимова от 4-го декабря касательно торжественного заседания Всероссийского национального клуба, на котором был заслушан доклад сотрудника «Нового Времени» Никанорова о впечатлении по делу Бейлиса.
Белецкий. — Это пометка Джунковского: «К сведению, 7-го числа».
Председатель. — Остальные отметки подтверждают ваше утверждение, что все, до последней бумажки, по делу Бейлиса докладывалось Маклакову. Вот бумага от 14-го декабря 1913 года, ваше представление чиновника Любимова от 13-го декабря о докладе в русском собрании члена киевской судебной палаты Куткевича.[*]
