сына заведующего царскосельской почтово-телеграфной конторой Наумова, Пуркина и многих других.
Трусевич. — Судебное дело?
Председатель. — Настолько судебное дело, что трое были казнены. Там фигурировал казак-конвоец его величества Ратимов. Вы помните?
Трусевич. — В общем я припоминаю, что такое дело было.
Председатель. — Что вам докладывали об этом деле? Вы не отвергаете, что вам докладывали?
Трусевич. — Вероятно, докладывали. Безусловно.
Председатель. — Докладывали вам это дело в момент его открытия?
Трусевич. — Вероятно, если мне докладывали, то стереотипно, как и все докладывали: что получены начальником охранного отделения сведения о том, что то-то и то-то замышляется. Меня детали не интересовали. Меня интересовало одно: поставить розыскное дело так, чтобы можно было предупредить убийство. А как это дело выполнялось технически, это меня не касалось.
Председатель. — Что вам известно по делу об убийстве Карпова агентом полиции Петровым?
Трусевич. — Когда это было?
Председатель. — В декабре 1908 года.
Трусевич. — Конечно, мне было известно, что совершено убийство. Не помню, когда мне стало это известно, во всяком случае, не тогда, когда это подготовлялось. Я не помню, кто заменил Карпова.
Иванов. — Это было 8 декабря 1909 года.
Трусевич. — Я могу только предположительно говорить.
Иванов. — А не припоминаете ли вы тех обстоятельств, при которых некто Петров, по кличке Южный, — была еще кличка Филатов, — был приглашен в Петербург в качестве агента из Саратова?
Трусевич. — Не помню.
Иванов. — Не помните, чтобы вам была прислана от начальника саратовского охранного отделения Семигановского телеграмма о том, что имеется очень серьезный агент, который может сообщить сведения государственной важности?
Трусевич. — Не помню.
Иванов. — Он был осужден на каторжные работы, и перед вами был возбужден вопрос, нельзя ли как-нибудь освободить его, получить от вас разрешение на устройство ему побега?
Трусевич. — Не помню.
Иванов. — Не помните, что тут принимал участие Курлов? Это очень серьезная обстановка.
Трусевич. — Я не знаю. Думается мне, что едва ли я давал согласие на это, если он, действительно, был осужден.