Председатель. — Когда спрашивают о переписке, это значит, что оба человека друг другу писали.
Мануйлов. — Я никогда не писал Карро, но Карро мне писал.
Председатель. — Вы говорили о том, что во всяком случае эта переписка была самая незначительная.
Мануйлов. — Нет, это не так. Карро корреспондент «Нового Времени» в Копенгагене, и он мне присылал письма.
Председатель. — Я спрашиваю по формальному вопросу, что вы говорили и чего не говорили. Вы отрицали, что были в переписке с Карро, кроме самой незначительной.
Мануйлов. — Я не знаю. По-моему я, кроме телеграмм, ничего ему не посылал по поручению Суворина.
Председатель. — Но вы отрицали, что Карро вам когда-нибудь писал про Карла Рене?
Мануйлов. — Нет, я этого не помню.
Председатель. — Вы этого не помните?
Мануйлов. — Про Карла Рене я говорил следователю, что эта фамилия мне известна. Очевидно, это не так записано.
Председатель. — Теперь вы расскажите по существу про ваши отношения с Карро. Карро — французский журналист, сотрудник «Матэн», которого вы, по поручению «Нового Времени», привлекли в качестве сотрудника.
Мануйлов. — Карро был корреспондентом в «Матэн» и посещал «Новое Время». В один прекрасный День Карро было отказано, и он остался без места. Я в это время был в Париже и получил от Карро телеграмму: «Нахожусь в очень тяжелом положении; что мне делать? Не можете ли вы переговорить в «Матэн»?» Я переговорил. Там не хотели о нем слушать. Когда я возвратился, я предложил Суворину взять его в качестве корреспондента. Его послали в Копенгаген.
Председатель. — И он там стал жить. Какие были ваши сношения с Карро, относящиеся к лету 1916 г.?
Мануйлов. — Он мне присылал письма относительно того, что происходит в Копенгагене, для осведомления редакции, то, что неудобно было печатать, и, между прочим, несколько писем, которые были мною переданы Суворину. Суворин читал эти письма и многим воспользовался.
Председатель. — Это менее всего нас интересует. Он писал, вы передавали в «Новое Время». Но какие были еще у вас отношения с Карро?
Мануйлов. — Никаких отношений не было. Затем он мне написал письмо, в котором говорил о Рене.
Председатель. — Для вас ясно, что такое Рене?
Мануйлов. — Я тогда говорил следователю, что я вспомнил, что, когда я был заграницей (это было во времена Плеве), то
