Завадский. — В переписке министерской ничего нет, кроме того, что прокурор палаты и прокурор суда не считали это справедливым и считали даже невозможным, так как не было оснований для такого распоряжения. Тогда это приписывалось влиянию члена думы Шубинского. Не помните ли: разговаривали вы с ним по этому поводу?…
Председатель. — Поводом для удаления Николича было выступление его в деле противником присяжного поверенного Шубинского.
Щегловитов. — А где раньше был Николич?
Завадский. — Он в Симбирске был товарищем прокурора.
Щегловитов. — А до этого?
Завадский. — Я не знаю. Это можно будет посмотреть в деле (наводит справку). Он был в Симбирске.
Щегловитов. — Мне помнится, что тут были какие-то совершенно другие основания…
Завадский. — Во всяком случае, ни прокурор симбирского суда Кондратович, ни прокурор палаты Бальц никаких оснований не могли выставить для удаления Николича.
Щегловитов. — К какому году относится этот вопрос?
Завадский. — По всей вероятности, к 1910—1911 г.г.
Щегловитов. — С этой фамилией у меня связано представление, что удаление состоялось на основании серьезного судебного нарушения…
Завадский. — Это, вероятно, другое дело: был еще Николич, екатеринодарский прокурор суда. Это другое лицо…
Щегловитов. — молчит.
Председатель. — Скажите, в качестве министра юстиции, вам приходилось представлять на усмотрение бывшего носителя верховной власти о прекращении уже начавшего свое течение судебного дела?
Щегловитов. — Было, вероятно… Да, несколько случаев…
Председатель. — Такие случаи были. Какими же законами руководился министр юстиции, когда преподносил на высочайшее усмотрение эти случаи?
Щегловитов. — Думаю, статьей 23-й Основных Законов.
Завадский. — 23 ст. Основных Законов предоставляет право помилования.
Щегловитов. — И прекращения дела, насколько мне помнится. Хотя редакция и могла возбудить сомнения: я помню, что в литературе даже высказывались по этому поводу различные толкования… И вот, покойный профессор Сергиевский[*] держался того мнения, что при издании в 1906 году новых Основных Законов, в этом отношении прерогативы монарха остались неизменившимися.
