Протопопов. — Я должен сказать, что у меня с ней никаких сношений не было.
Председатель. — Но вы допускали эту переписку?
Протопопов. — Это, конечно, прискорбно. Но что же делать?
Смиттен.— О каком жандармском офицере она просила вас?
Протопопов. — Я не помню. Но я ничего не сделал.
Смиттен. — Она говорит об офицере, не называя его фамилии, говорит — «о котором я вас просила».
Протопопов. — Она два раза была. Вероятно, она написала на клочке.
Смиттен. — Я думаю, если бы она не рассчитывала на вашу память, она повторила бы его фамилию.
Протопопов. — Записка была, но я ее бросил в корзину.
Смиттен. — Значит, вы не помните фамилии этого офицера?
Протопопов. — Я определенно помню, что она написала эту просьбу.
Председатель. — У вас был доклад государю о том, чтобы воспользоваться роспуском думы для того, чтобы провести вопрос о продовольствии в том смысле, как вам этого хотелось?
Протопопов. — Это было. Но не совсем так. При первом моем разговоре с государем он мне поставил вопрос так: «Самое важное — продовольствие». Вообще все надежды по продовольствию возлагались на меня, — что я это устрою. Действительно, мне казалось, что я это сделаю, непременно устрою. Но вместе с тем, я никогда не говорил государю, что — «да, я это сделаю». Говорил, что «надеюсь, я с этим справлюсь». Это дело мялось, мялось, и в конце концов, государь решил, — я не помню, когда это было, — одним словом, он решил передать мне продовольствие по 87 ст. Тогда очень долго писался журнал. Опять от меня стали требовать дополнительных объяснений.
Председатель (предъявляет документ). — Это ваши поправки здесь сделаны? Ваши, несомненно!
Протопопов. — Я потом припомню, как это было.
Председатель. — Я не имею других вопросов по этому поводу. Я спрашиваю: вы это писали?
Протопопов. — Этого я не помню.
Председатель. — Но почерк ваш?
Протопопов. — Да, но я не помню.
Председатель. — Это письмо к Штюрмеру.
Протопопов. — Я должен сказать в дополнение к этому, что тут я просил государя императора приостановить уже подписанный им доклад, которым продовольственное дело передавалось мне, ибо подходило 1 ноября, т.-е. открытие думы, и по 87 ст. передавать казалось мне невозможно.
