Беляев. — Да.
Апушкин. — Тем не менее, вы не сочли нужным осведомиться, какие указания имел генерал Михельсон?
Беляев. — Напротив того. От военного министра было письмо министру финансов с указанием условий, на которых этот заем должен был быть заключен. Письмо это, которое я знал, и заключало инструкции генералу Михельсону.
Апушкин. — 28 и 29 июня, когда наша делегация переехала из Парижа в Лондон и начались предварительные совещания, вы заявили генералу Михельсону, чтобы он не присутствовал на этих заседаниях?
Беляев. — Это было первое заседание, на котором мне Барк сказал, должны были быть только министры, и поэтому предполагалось, что даже я не буду. Но так как потом французский министр Рибо приехал вместе с Альбером Тома, итальянский министр приехал с генералом Делорио, то и Барк приехал вместе со мною, как со старшим помощником военного министра.
Апушкин. — Параллельно с совещаниями 4‑х министров финансов шли совещания министров снабжения?
Беляев. — Никаких совещаний министров снабжения не было. Английский министр снабжения Ллойд-Джордж не участвовал ни на одном совещании.
Апушкин. — Где же присутствовал Ллойд-Джордж?
Беляев. — Он нигде не присутствовал. У меня были с ним отдельные переговоры.
Апушкин. — Вам известно о рапорте, который подал генерал Михельсон?
Беляев. — То-есть отчет. Он мне известен. Генерал Михельсон препроводил мне его при особом письме.
Апушкин. — А вы какие-нибудь объяснения дали?
Беляев. — Никаких. На меня этот рапорт произвел в высшей степени грустное впечатление. Но у каждого свое мнение. Я в это время был назначен членом военного совета, считал свою роль исчерпанною и поэтому ни в какие разговоры и объяснения не входил.
Апушкин. — В этом рапорте, поданном военному министру, генерал Михельсон высказывал вам упрек в том, что вы были уступчивы и этим до некоторой степени повредили займу. Это вас никак не побудило реагировать?
Беляев. — Я знал, каким образом на это дело смотрел министр финансов, знал все положение дела. Кроме того, я вообще считал бестактным подачу подобного рода рапорта.
Апушкин. — Вы не считали это долгом его службы?
Беляев. — Конечно, нет. По-моему, это прямо указывало, насколько человек был незнаком с делом.
