с В. Н. Коковцовым. Он говорил об этих пяти миллионах. Видимо очень сочувственно отнесся к нашему с Покровским поведению. Он хорошо всегда относился к Покровскому. Я лично не знал, на что, собственно, требовались эти огромные суммы, никто не был предупрежден… Может быть, некоторые и знали, но я не знал. Граф Коковцов мне сообщил, что таковая сумма предназначалась на предвыборную агитацию. При чем вот что у меня записано: «Горемыкин сначала Хвостову отказал, а теперь это прошло». Далее у меня, отмечено: «5 февраля было заседание Совета Министров, где требовался некоторый аванс от Совета Министров царицынскому заводу». Я тогда заявил, что как бывший член верховной комиссии, обследовавшей специально дело царицынского завода, совершенно определенно протестую против каких-либо авансов, так как я познакомился недавно детально с положением царицынского завода. Против этого было видимое, как у меня записано, неудовольствие со стороны адмирала Муравьева…
Председатель. — Было отказано в авансе?
Наумов. — Да, было отказано. Затем, по поводу царицынского завода было в Совете Министров еще одно заседание (это было незадолго до моего ухода) — относительно передачи в казну или вообще приобретения царицынского завода… Было сделано предложение, чтобы комиссия, которая будет принимать, была бы сосредоточена в морском ведомстве. Но по настоянию моему и тех, которые поддержали меня, решили избрать комиссию из состава всех заинтересованных ведомств с участием Государственного Контроля… Затем, в дальнейших моих кратких записках остановлюсь на более интересных для дела… Так, после моего думского выступления, — 18 февраля 1916 года, — отношение ко мне со стороны многих было очень хорошее: приветствовали меня; а с другой стороны — отношение некоторых лиц, в том числе и некоторых членов кабинета, — было тайно или явно недружелюбное… Далее, запись 3 марта: «У меня в министерстве был с визитом Белецкий, представившийся мне, в качестве назначенного иркутским генерал-губернатором…» Человек этот безусловно был осведомлен обо всем, что происходило в тех верхах, где, так сказать, высшая политика решалась. Не могу удостоверить, происходило ли это от близости его к темным силам, а может быть, происходило от прежнего положения директора департамента полиции, — в близких отношениях я с ним не был, — особенно в период столичной службы… Явившись ко мне в кабинет, Белецкий стал желчно рассказывать о «Хвостовской неделе…» (Помните: когда Хвостов являлся в качестве члена Государственной Думы, сидел среди членов, оставаясь министром? Затем, предположение о покушении Хвостова на Распутина, — дело, которому не дали, однако, ходу…) Белецкий заявил: «Хвостов будет отставлен, министром внутренних дел будет назначен Штюрмер».
