Андроников. — Потому что они друг у друга бывали. Потом я спрашивал у Протопопова, знаком ли он с Мануйловым, и он сказал, что — да… Вспоследствии говорил, что его процесса не следовало начинать… Я из этого заключил, что он за него горой стоит. — Почему нельзя было начинать это дело, раз он мошенник? Почему его нельзя судить?
Председатель. — А каковы были отношения Протопопова со Штюрмером?
Андроников. — Я думаю, что Штюрмер чрезвычайно боялся Протопопова: Протопопов был опасным конкурентом для него… Но потом они поладили, потому что у них были общие приятели; соединяющим звеном были те же: Распутин, Питирим и Мануйлов, которые их всех соединяли… Второй раз я видел его у Мышецкой 10 декабря и затем говорил по телефону несколько раз, и в день моей высылки, когда он врал по телефону мне, что он тут не при чем, что он ко мне относится хорошо, что это военные власти (а оказалось, что военной властью был он!). Он сделал это — страха ради иудейска, ибо я тогда порицал его деятельность…
Председатель. — Это вторая высылка?
Андроников. — Первая, в связи с делом Сухомлинова, не удалась: Маклаков заявил, что не за что меня высылать, и об этом было доложено государю.
Председатель. — 10 декабря у Мышецкой у вас разговор с Протопоповым был политического характера?
Андроников. — Да, мы вообще касались всех дел и выясняли, как он смотрит на вещи… Он чрезвычайно оптимистически относился! Я его спросил, почему я его не мог видеть у него, а случайно встречаю у кн. Мышецкой, и верно ли то, что Штюрмер, от имени императрицы, запретил меня принимать? Он говорит: — «Нет, прямо так сказано не было, но я понял так»… Тогда я на него набросился: «Как вы могли назначить Курлова? Как могли одеваться в жандармский мундир?» — На эту тему мы разговаривали без конца… «Вы не знаете; дайте мне выступить!» и т. д. Он спрашивает: «Скажите, за что меня не любят?» — «А потому, что вы были человеком одних убеждений, а теперь сделались plus royaliste que le roi,[*] и этого общество вам не прощает! Зачем вы дурных людей привлекаете? Главным образом, — зачем вы привлекли ненавистного Курлова?» Вот такой разговор был… Затем, он самым бесцеремонным образом написал глупое письмо Драгомирецкому, директору департамента общих дел, бывшему директору департамента духовных дел:[*] «Так как вы не в состоянии будете выполнять моих будущих предначертаний, то я не считаю возможным вас оставить!» Драгомирецкий был близкий мне человек. Ни жив ни мертв приходит он ко мне. Я надел очки — думал, что это неправда… Думал, что министр не мог подписаться под этой глупой бумагой… Но факт оставался фактом.
