Наумов. — Отвратительно.
Иванов. — Он был против?
Наумов. — Против.
Иванов. — Кто поддерживал его в Ставке?
Наумов. — Я думаю — царскосельский застенок, главным образом Питирим. Он хорош был с Питиримом, с Распутиным, постоянно бывал, постоянно по телефону переговаривался. Об этом совершенно определенно говорилось.
Иванов. — А когда вы беседовали с государем и вам пришлось сказать, что вы разошлись со Штюрмером, не произвело ли это на вас впечатление, что это ему было неприятно?
Наумов. — Нет.
Председатель. — К какому времени относятся эти тайные заседания части Совета Министров, очевидно единомышленной части, направленные к выяснению вопроса о борьбе с общественными организациями?
Наумов. — Сейчас могу сказать только приблизительно: к первой половине июня.
Председатель. — Когда они начались?
Наумов. — Может быть, в конце мая.
Завадский. — Вероятно это у вас в книжке есть. (Обращаясь к председателю.) Я просил Александра Николаевича, у него, оказывается, есть маленький дневничок, там, разумеется, есть кое-что, что принадлежит лично Александру Николаевичу, но он даст нам в течение недели выписку того, что имеет общественное значение.
Председатель. — Александр Николаевич, вы придете домой и ваша мысль будет работать в связи с сегодняшней беседой, — может быть вы что-нибудь еще вспомните. У меня тут отмечено — подпись под ассигнованием пяти миллионов?
Наумов. — Я дал подпись под ассигнованием пяти миллионов, когда меня спровоцировали, сказав: «Как же вы — министр государя — и не хотите подчиниться воле государя?» Я подчинился, но оговорил себе право доложить государю, при каких условиях даю подпись.
Председатель. — Ваша отставка помешала вам сделать это заявление?
Наумов. — Нет. Надо сознаться, что очень часто играли именем государя.
Родичев. — Когда в последний раз вы были в Ставке, не заходил ли вопрос о предоставлении Штюрмеру поста министра иностранных дел?
Наумов. — Нет.
Родичев. — Когда вы уехали в отпуск?
Наумов. — Я выехал первого июля.
Родичев. — Когда вы вернулись, назначение Бобринского уже состоялось?
