Завадский. — Может быть, злой умысел был?
Наумов. — Позвольте этого так не говорить, но было известное сдерживающее начало, для того, чтобы облечь положение вещей в такую форму, которая была нужна для известных докладов.
Завадский. — Так сказать, сгладить острые углы. Затем вы упомянули, что назначение Штюрмера произвело на вас ошеломляющее впечатление. Вы сказали: «Я и раньше к нему относился с недоверием». Значит вы знали его?
Наумов. — Как политического деятеля?
Завадский. — Какое впечатление производил на вас Штюрмер до его назначения?
Наумов. — У меня каких-нибудь фактов нет. Я считал, что это был — деятель политики ради своих эгоистических целей, политик-эгоист. Казалось, что для него все остальное является только известным фоном. Так мне казалось. Я не могу сказать, чтобы у меня были какие-нибудь факты, на основании которых я мог бы сказать, что он делает что-нибудь политически преступное. Я не могу этого сказать. Просто сердце у меня к нему не лежало. А потом согласитесь, раз он не был назначен городским головой в Москве, это было на протяжении полутора лет, и затем, после отмены этого назначения, иметь его старшим своим товарищем не хотелось.
Завадский. — А относительно денежных его дел, вам ничего неизвестно?
Наумов. — Этого я не знаю.
Завадский. — Я думал, что и на этой почве у вас было недоверие?
Наумов. — Я с ним не был знаком близко. Его сын был в Самаре, ужасное он производил впечатление. Он временно служил там, отец приехал к нему. Я ему раз отдавал визит. Это было несколько лет тому назад, этим кончилось наше знакомство.
Завадский. — Вы не припомните ли, кто были те лица, хотя бы некоторые из них, кто по телефону беседовал с вами по поводу предстоящего появления Распутина?
Наумов. — Мне курьер докладывал. Курьер говорил — мне приказали передать то-то и то-то; потом, когда мне лично кто-нибудь говорил, я отвечал — перестаньте, оставьте.
Завадский. — Так что у вас осталось только общее впечатление?
Наумов. — Общее впечатление.
Завадский. — Вы в четверг принимали Штюрмера, а по поводу Распутина звонили в пятницу?
Наумов. — Все время. В Европейской гостинице, где я жил, есть центральная станция, потом соединяли со мной. Из моих дру-
