Бурцев. — Прежде всего, я поставил Щегловитова в известность о моем отношении к провокации в деле Азефа. Но ответа не имел. Это было между 1911—1914 г.г. Потом, когда я был арестован и был в Петропавловской крепости в 1914 году, я не думаю, чтобы Корсак не доложил Щегловитову о моем показании, данном в Петропавловской крепости, в совершенно определенной форме, для доклада Николаю II. Об этом показании и отношении к нему Щегловитова я дал целый ряд статей, что были в газетах. Я повторял это в своих изданиях за границей.
Председатель. — Вы хотели нам что-то сказать о Глобачеве?
Бурцев. — Да. А именно об его отношении к применению пулеметов. У меня сложилось убеждение, что обвинение против него или указание на его участие — неверны.
Председатель. — Значит, Глобачева надо вычеркнуть. Затем письмо Балка вы нам дали. Здесь фамилия Заварзин.
Бурцев. — Я слышал, что он освобожден. Его освобождение меня поразило, потому что у него репутация определенного охранника. О нем я, со слов Бакая, в «Былом» много писал, как о человеке, который не брезгал провокацией. Я сейчас точно не помню, — какое именно, — но только там прямое обвинение в провокации. У него порочная репутация: жандарм-провокатор. — Еще случай того же рода: выпущен сейчас на поруки Невражин, который, говорят, был правой рукой Протопопова. Это один из самых основных сотрудников Протопопова, замешанных в планы пулеметной расправы. На этой последней детали я, впрочем, не могу настаивать, но что он был непосредственный наперсник Протопопова и был арестован, а затем выпущен, — это я знаю.
Председатель. — А что вы можете сообщить о полковнике Собещанском?
Бурцев. — Я его лично знал в Петропавловской крепости в 1906 г. и теперь встречал: он меня возил в предварилку. Сведения об его участии в повешении Каляева — неточны: он столько же виноват, как все остальные, — а именно, как офицер жандармского гарнизона, который охранял Шлиссельбургскую крепость, когда Каляева вешали.
Председатель. — Каково было его официальное положение?
Бурцев. — Он был одним из офицеров Шлиссельбургской крепости. Яковлев, комендант крепости,[*] тоже присутствовал при этой казни. Но это по официальному положению.
Смиттен. — Вы, при первой вашей беседе в Комиссии, цитировали одно письмо: оно содержало указание на то, что вы получили подтверждение о деятельности автора письма, как провокатора. Вы это письмо передали Комиссии?
Бурцев. — Я подлинник принес: это письмо провокатора к Белецкому: провокатор этот — организатор всех московских
