цареубийства, и он был за цареубийство, как и я, но с властью ничего общего он не имел. Он мог меня выдать сколько угодно, но, наоборот, — он был мне полезен, давал мне разного рода объяснения…
Председатель. — Значит, вы думаете, что Герасимов будет откровенно показывать. Кто еще?
Бурцев. — Будут также откровенно показывать Виссарионов и Васильев, заведывавшие особым отделом. Меня интересует этот последний — в особом смысле. Я не имею права этого касаться: чрезвычайно громкое, историческое дело, — европейское, которое вам станет известно в связи с войной, с шпионажем, с покушением на убийство Сазонова: здесь будут затронуты многие лица. Но я пока не имею права детально говорить. Я вскоре буду иметь возможность документально изложить.
Председатель. — А директор департамента полиции, Белецкий, вы думаете, будет давать откровенные показания?
Бурцев. — Я не виделся с ним; если б я с ними виделся, я мог бы определенно сказать. Я видел его раза два в здании министерства внутренних дел, но не рисковал подходить близко с разговором интимным, а в частной квартире я не видел его. Затем, целый год давал мне объяснения по всем вопросам Манасевич-Мануйлов: он не скрывал ничего и поставил точки над «i» по всем вопросам. К Комиссарову я обращался тоже, он ничего не дал, заявил, что боится, не решается… Теперь-то, по всей вероятности, и он будет давать объяснения, но тогда не давал. Вам, думаю, неинтересны мелкие люди, с которыми я имел дело, например, «Лернер», — настоящей фамилии я не знаю. Он известен тем, что по его делу был арестован в редакции «Биржевых Ведомостей» Проппер…
Председатель. — Следующим у меня записано дело Штакельберга.
Бурцев. — Дело было в Париже в 1913 году. У меня были люди, которые сообщили сведения о том, что в Финляндию ожидается приезд террористов эс-эров, едущих в Москву (я не помню, — приезд царя в Москву был в апреле или в мае 1913 года), тогда я отправился к эс-эрам и говорю: «Правда, что у вас там то готовится покушение?» — «Правда». — «Правда, что такие-то едут?» «Правда, а вы откуда знаете?» — Я говорю: «Из департамента полиции». Значит, провокация уже установлена. Когда я получаю такие сведения, у меня прежде всего является мысль: может быть, мне вдруг перепутали. Но, когда совпадает с фактом, тогда сомнений нет. Тогда я почувствовал, что мой источник правдив, что мне дают настоящие сведения. Я стал узнавать и остановил эту поездку. Террористы не поехали туда, покушение было отложено, и я занялся расследованием по моим источникам. Мой источник указал, что есть в Париже Штакельберг, — эс-эр: он и сейчас там. О нем положительных сведений я не имел, но началь-
