Я и тогда был уже убежде, что он — агент-провокатор. На этом эпизоде я хочу построить дальнейшее мое отношение к Малиновскому. Я говорил Малиновскому: «В нашей среде есть большевик-провокатор. Доказать это можно только русскими связями. Съездите, пойдите по моим некоторым связям в департамент полиции. Если бы я был там, я бы быстро это выяснил».
Председатель. — Владимир Львович, вы не можете сказать, — о ком вы говорите?
Бурцев. — Это известный в Париже — Житомирский, он же Отцов. Это человек, который в течение 10 лет участвовал во всех ответственных делах. Он сейчас на войне служит, ордена получает, играет роль. Но относительно его предупреждены 5—6 человек, которые, после моих разоблачений, ни в какие партийные дела его не пускают. Когда я ему заявил, что я не вызываю его на суд, но что он меня может вызвать, он меня не вызвал и тем самым признал мое обвинение. Малиновский заинтересовался этим. Эс-деки выбрали комиссию из двух членов, а меня выбрали председателем. Я указал эс-декам на двух чиновников департамента полиции, с которыми можно войти в сношения; сказал: — «Даю вам срок — месяц. Поезжайте, проследите. Пришлете сведения, я буду давать дальнейшие сведения, не пришлете, — давать не буду». — Прошел один, два месяца. Спрашиваю, — нет известий. Малиновский мне ответил, что ему некогда из Петрограда в Москву проехать, чтобы там справку получить, а без этого он не решается итти в департамент. Я был страшно взбешен и сказал большевикам: «Зачем вы мне присылаете человека такого? Хотя он и Малиновский, но он не выполняет своих обещаний». — Во время этих переговоров я получил телеграмму из «Русского Слова» — «Что вы думаете о Малиновском? Его здесь обвиняют в провокации». — Я ответил: «Не допускаю мысли, потому что никаких оснований не имею». — В «Русском Слове» была ссылка на то, что я его разоблачил. Я его уже подозревал, но ответил, что у меня данных нет и что его делом займусь. Эс-деки, большевики и меньшевики передали мне дело его для раследования. Он появился через 10 дней в Берлине, я требовал, чтобы он приехал в Париж. Он не приехал. Тогда я написал эс-декам, что он — негодяй, который не выполняет своих обязательств и сейчас не является для объяснений, что он — грязный человек; утверждать, что он провокатор, я еще не могу, но он подлежит устранению от всех дел. Это было перед самой войной. Когда я приехал сюда, я совершенно забыл о Малиновском. Но в нынешнем году, завязывая сношения с людьми, близкими департаменту полиции, я еще получил подтверждение, что он — агент полиции.
Председатель. — Когда?
