рода доносы с вашей стороны, на основании таких-то статей закона, могут быть оставлены без последствий». — Я возразил ему, что я всегда был только журналистом, и, как журналист, буду эту тему подчеркивать, пока у меня будут силы, даже без всякой надежды, что будет суд… Виноват: этим не кончились мои попытки. Когда я, после ссылки в Туруханск, вернулся снова в Петроград, то, пользуясь своим положением, как редактора «Былого», позвонил генералу Спиридовичу (подробности вас не интересуют) и говорю ему: «Я желаю вас видеть». — Он ответил: «Хорошо». — Но будет ли он говорить со мной или нет, — он скажет мне через несколько часов. Он в это время снесся с Царским Селом и получил разрешение видеться со мной. Когда я пришел к нему, я сказал: «Генерал, я — редактор «Былого» и желаю вам задать целый ряд вопросов: вы можете мне отвечать, можете не отвечать». — Я повторил ему сущность моего заявления, сделанного за границей, что я требую; его предания суду я не требовал: относительно его нет никаких данных. Выслушав меня (это я знаю не прямо, а косвенным путем), он сделал доклад царю о том, что вот приехал эмигрант Бурцев, который настаивает на предании суду таких-то лиц, и я слышал, будто была резолюция: «Так дело оставить нельзя». — Я сам лично не видел резолюции и от Спиридовича сведений о ней не имел. Я сделал попытку напечатать в газетах, но цензура запретила. Таким образом в газетах не появилось. Этим кончается внешняя сторона. Следующей главой является мое обращение к вам. Я, как сначала, так и в настоящее время, действую — как публицист и журналист. Мне не важна форма суда, я хочу, чтобы меня услышала широкая публика, взвесила, верны ли мои обвинения или нет.
Председатель. — Пожалуйста, говорите в возможно сжатой форме… И возможно больше сообщайте нам фактов.
Бурцев. — Указывайте мне, на чем мне остановиться… Одним из главных проявлений провокации я считаю дело Азефа, затем дела Жученко, Рыса, Малиновского, Штакельберга, и потом — другого порядка дела — союза русского народа. Есть нечто, относящееся к Щегловитову, — показания Лыжина… Но об этом я потом упомяну. Позвольте мне начать с изложения дела Жученко. По некоторым обстоятельствам, мне кажется, что оно наиболее характерное: она была агентшей Климовича и кроме того непосредственно в очень близких с ним отношениях.
Председатель. — В какие годы? Кем был тогда Климович?
Бурцев. — Он был начальником охранного отделения в Москве в 1906 году. Она была не только его агентшей, но и близким к нему человеком. Он к ней прекрасно относился и относится до сих пор великолепно. Я с Климовичем говорил о ней не так давно, месяцев 9 тому назад, может быть с год, когда он меня вызывал, как директор департамента полиции. Меня хотели выслать: он гово-
