Протопопов. — Никаких особенных. Бывало так, что государь, императрица, Воейков, фрейлины и я бывали вместе и разговаривали на общие темы.
Завадский. — В каких отношениях вы были с Нарышкиной вдовой[*]?
Протопопов. — Только в письменных. Она мне написала письмо, первое письмо она написала государыне, государыня дала мне прочесть. Она старая женщина, и государыня к ней относится ласково, снисходительно; это первое письмо, а потом я получил от нее письмо и сейчас же я ответил. Мне помнится, как мне трудно было ответить, потому что я был очень уставши. Она мне ответила, но несколько бранным письмом, что до меня трудно добраться.
Завадский. — Какая сущность этих писем?
Протопопов. — В одном из них она бранила Салтыкова и Волконского[*]. Она вечно бранилась. Затем она Государственную Думу бранила.
Завадский. — Значит, она к вам обращалась, как к единомышленнику?
Иванов. — Вы считали, что только в единении с общественными силами дело возможно вести с успехом, что совершенно правильно; как же это связать с вашими мерами о недопущении, не только недопущении, но разгоне полицейскими силами съездов в Москве и кого же? Земских деятелей, городских голов, которые собрались на этот съезд по программе вам известной — рассмотреть продовольственный вопрос о снабжении и продовольствии армии и между прочим о других мерах, которые должны были удовлетворить армию. Я бы желал знать, какая связь между вашим правильным взглядом и этими мерами?
Протопопов. — Ко мне приехал полковник Грузинов, председатель управы и сказал, что им мешают собраться для того, чтобы обсудить вопрос продовольственный, потому что тогда, помнится, постановлением Совета Министров были запрещены съезды. Я говорю: «Это не может быть». — «Как это можно, чтоб запрещали съезды, когда вы его разрешаете», — говорит он. Я говорю: «Конечно». Тогда он поехал к Мрозовскому и сказал, что я разрешил съезд председателям губернских и земских управ, и тогда же тут была вынесена резолюция, очень резкая. Вот как это случилось в первый раз. Я тогда был в положении несколько растопыренном, потому что он сказал Мрозовскому, что они собрались с моего разрешения, а сами вынесли резкую политическую резолюцию. Потом это дело рассматривалось в Совете Министров. Тут постановлено было уже съездов не допускать, таким образом, они были запрещены. Потом, когда члены съезда явились явочным порядком, тогда уже, кончено, в Москве съезда не допустили.
