листки, нет ли тут провокации, мне смеялись и говорили, что нет провокации.
Председатель. — Этот вопрос, исчерпан. Позвольте считать, что в силу сложившихся обстоятельств вам в Совете Министров приходилось, при вопросе о перерыве Думы, становиться на сторону перерыва.
Протопопов. — Да.
Председатель. — Вы сказали раньше, что у вас было положительное отношение, если не ошибаюсь, к министерству доверия, так ведь?
Протопопов. — Нет, извините, я в этом отношении, понятно после войны, считал, что непременно нужны глубокие перемены. Я думал, но что же, я ничего не мог сделать? Ведь это была одна мечта, в этом был весь ужас моего положения. Я хотел сделать крупные творческие реформы; с одной стороны, еврейский вопрос меня интересовал, с другой стороны, мне хотелось непременно сделать еще многое против немецкой политики, которая была ужасно вредна, — я в Совете Министров против немецкого землевладения спорил, — я хотел провести большие коренные реформы, меня интересовал менонитский вопрос, но нужны люди…
Председатель. — Мы несколько уклонились. Давайте выяснять вопрос о министерстве доверия.
Протопопов. — Я думал, что нужна судебная ответственность перед Государственной Думой.
Председатель. — Вы в вашей деятельности отрицательно относились, для данного момента, к осуществлению ответственного министерства, чего требовала вся страна.
Протопопов. — В данном случае я думал, что нужно министерство судебной ответственности.
Председатель. — Значит, страна желала министерства доверия, ваш же проект был, в противовес этому, судебная ответственность министров перед лицом Государственной Думы.
Протопопов. — Да, хотя нужно сказать, что государь отлично понимал, что необходимо сделать движение навстречу желаниям народа, и он это сделал бы после войны.
Председатель. — Он это отлично понимал, а пока?
Родичев. — Пока что — назначил Штюрмера.
Протопопов. — Вот как это случилось, видите ли, это последнее назначение, оно продиктовано тем, что, когда валится все, нужно брать таких людей твердых.
Председатель. — Каких же людей?
Протопопов. — Столпов.
Родичев. — Вы знали, кто такой Штюрмер?
Протопопов. — Я потом только узнал. Это были люди, которые меня называли перед государем сумасшедшим. Это бог знает что такое, там клевета такая шла.
