Наконецъ, эти частыя неудачи образумили горячую голову. Онъ сталъ осторожнѣе, началъ размышлять о своей судьбѣ. Тутъ его остановила мысль: для чего Господь Богъ сохранилъ его, Матвѣя Стрыйковскаго, среди столькихъ опасностей? Самолюбіе рѣшило: для того, что ты готовишься къ великимъ подвигамъ. Соображая потомъ, какое бы это было великое призваніе, къ которому онъ такъ чудесно предназначался Провидѣніемъ, Стрыйковскій рѣшилъ, что призванъ Богомъ писать исторію Литвы, извлечь изъ мрака неизвѣстности дѣянія сего народа и тѣмъ прославиться, заслужить безсмертіе....
Послѣ этого прозрѣнія онъ усердно принялся за работу. Предпріятіе это давно уже занимало его мысли. Восемь лѣтъ посвящено было окончательной отдѣлкѣ исторіи Литвы. Но этотъ послѣдній актъ жизни засталъ его уже въ монашеской рясѣ, каноникомъ жмудскимъ. Неутомимый искатель приключеній уже устарѣлъ, и по большей части проживалъ въ гостяхъ у вель— можъ Великаго Княжества Литовскаго; воображеніе его поуспокоилось, но гордость и высокое о себѣ мнѣніе возрасли до невѣроятности.
Да и взялся же онъ не за легкую работу! Спросите у него, сколько онъ прочиталъ книгъ, сколько сличилъ лѣтописей, сколько потѣлъ и мучился, несчастливецъ? Восемь лѣть онъ безпрестанно работалъ: «я, говоритъ Стрыйковскій, я, польскій шляхтичъ и человѣкъ вольный, я превзошелъ усердіемъ Жидовъ, кои подъ кнутами и палками работали кирпичи въ Египтѣ». Для переписыванія историческихъ матеріаловъ, онъ собралъ много мальчиковъ; а потому легко себѣ представить, сколько при этомъ переписываніи было сдѣлано ими ошибокъ; и онъ же Стрыйковскій немилосердно укоряетъ Мѣховиту за ошибки, отъ употребленія неисправныхъ копій своихъ переписчиковъ... Стрыйковскій увѣряетъ, что имѣлъ въ рукахъ и безпрерывно сличалъ нѣсколько десятковъ лѣтописей русскихъ, московскихъ, литовскихъ, латинскихъ, греческихъ, шведскихъ, датскихъ, польскихъ, прусскихъ, лифляндскихъ и т. д. Разумѣется, въ этомъ исчисленіи, взятомъ со словъ его, участвовала свойственная Стрыйковскому страсть преувеличивать, и, безъ всякаго сомнѣнія, зная его легкомысленность можно утвердительно сказать, что число лѣтописцевъ, бывшихъ дѣйствительно въ его рукахъ, несравненно менѣе. Отуманенный себялюбіемъ, онъ на свои труды смотрѣлъ сквозь увеличительное стекло. Во всякомъ случаѣ, Стрыйковскій увѣряетъ, что всѣхъ его выписокъ и копій нельзя было бы забрать на цѣлую подводу. Онъ нѣсколько разъ терялъ многіе ма-
