Страница:О Стрыйковском и его хронике.pdf/6

Эта страница не была вычитана

счастье. Колоколъ воскресилъ его отъ смерти и колоколъ же едва не отправилъ его на тотъ свѣтъ. Сорвавшись съ перекладины, колоколъ упалъ на голову молодому Стрыйковскому, и хотя тотъ и вылечился, но на всю жизнь остался заикой, — какъ Моисей, добавляетъ скромный историкъ Литвы, весьма кстати равняющій себя со всѣми великими людьми.

Шестнадцати лѣтъ Стрыйковскій окончилъ курсъ наукъ. Какъ только онъ вступилъ въ свѣтъ, то взялъ странническій посохъ и не покидалъ его уже до самаго гроба. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ могилы, Стрыйковскій остановился на отдыхъ, вмѣсто латъ надѣлъ монашескую рясу и мечъ промѣнялъ на перо. Сначала пробѣгаетъ онъ Литву[1] и Пруссію, съ удивленіемъ присматривается къ древнимъ городищамъ и развалинамъ старинныхъ замковъ, вступаетъ въ военную службу, а между тѣмъ пишетъ уже идилліи, элегіи, разсужденіе о Чехѣ и Лехѣ и т. д. Жизнь его протекаетъ среди военныхъ и литературныхъ занятій. Находясь нѣсколько лѣтъ на квартирахъ въ Витебскѣ, онъ успѣваетъ собрать много старинныхъ историческихъ матеріаловъ. Но тутъ съ нимъ случается приключеніе. Итальянецъ Гваньини, ротмистръ польской службы, видѣлъ у Стрыйковскаго рукопись: «Описаніе европейской Сарматій»—такъ хотѣлъ назвать Стрыйковскій первое свое сочиненіе — и въ отсутствіе автора выкралъ значительную часть матеріаловъ, послужившихъ къ составленію помянутаго сочиненія, составилъ изъ нихъ новую книгу и напечаталъ ее подъ своимъ именемъ. Стрыйковскій страшно завопилъ объ измѣнѣ, о грабежѣ, ужасно поносилъ итальянца стихами и прозою, попольски и полатыни изобличалъ его въ литературной кражѣ, ссылался на Паца и другихъ, которые видѣли его уже совсѣмъ готовую рукопись въ Витебскѣ. Впрочемъ, кажется, Гваньини виноватъ единственно въ непозволительномъ овладѣніи матеріалами, которые затѣмъ онъ, обработалъ по своему и лучшимъ латинскимъ языкомъ, нежели Стрыйковскій.

Пораженный несчастнымъ случаемъ, послѣдовавшимъ съ его рукописью, Стрыйковскій бросилъ начатый-было переводъ Длугоша на польскій языкъ, и принялся чертить карты и планы. Безъ сомнѣнія, Длугошъ подалъ ему первую мысль о хроникѣ и много помогалъ ему впослѣдствіи.

  1. Здѣсь авторъ употребляетъ это слово въ значеніи, которое оно имѣетъ по польской системѣ; собственно слѣдовало бы сказать: «Бѣлую Русь.» Прим. перев.