Тотъ, кто умѣлъ, по тогдашнимъ понятіямъ, хорошо ѣздить верхомъ, считался уже готовымъ кавалеристомъ. Тогдашнее искусство верхой ѣзды требовало весьма продолжительной работы въ манежѣ, гдѣ только и было оно достижимо. Требованія ѣзды обусловили также требованія выѣздки лошадей, носившей на себѣ исключительно манежный характеръ. Все это повело къ тому, что конница почти не выходила изъ манежа и въ манежѣ видѣла цѣль своего существованія. На полевую ѣзду смотрѣли, какъ на неизбѣжное зло, полагали, что въ полѣ и лошади портятся, и люди разучиваются ѣздить (и это было вѣрно съ точки зрѣнія тѣхъ, кто считалъ манежную ѣзду идеаломъ для конницы). Выводя конницу изъ манежа въ поле, старались и тамъ по возможности сохранить манежныя условія, выбирали для ученій самые ровные плацы, большую часть времени посвящали ѣздѣ по одному и по три разомкнутыми рядами, потому что больше всего боялись потерять тотъ поводъ и испортить ту посадку, которыхъ такъ тщательно добивались въ манежѣ. Манежные взгляды преобладали и при обученіи сомкнутому строю: сложныя перестроенія исполнялись шагомъ; рысь и галопъ укорачивались до такой степени, что даже пѣхота была въ состояніи перегнать двигавшуюся галопомъ конницу; карьеръ употреблялся, лишь какъ рѣдкое исключеніе. При господствовавшемъ тогда взглядѣ на конницу выѣздка лошадей была въ высшей степени искусственна: требовался отъ лошади крутой сборъ, для чего ломали ее самымъ неестественнымъ образомь; требовались высокіе ходы, при достиженіи которыхъ не безпокоились о порчѣ ногъ; укорачиваніе аллюровъ и обученіе разнымъ манежнымъ фокусамъ вело къ еще большей ломкѣ лошадей. Такъ какъ во всемъ тре-
Тот, кто умел, по тогдашним понятиям, хорошо ездить верхом, считался уже готовым кавалеристом. Тогдашнее искусство верховой езды требовало весьма продолжительной работы в манеже, где только и было оно достижимо. Требования езды обусловили также требования выездки лошадей, носившей на себе исключительно манежный характер. Все это повело к тому, что конница почти не выходила из манежа и в манеже видела цель своего существования. На полевую езду смотрели, как на неизбежное зло, полагали, что в поле и лошади портятся, и люди разучиваются ездить (и это было верно с точки зрения тех, кто считал манежную езду идеалом для конницы). Выводя конницу из манежа в поле, старались и там по возможности сохранить манежные условия, выбирали для учений самые ровные плацы, большую часть времени посвящали езде по одному и по три разомкнутыми рядами, потому что больше всего боялись потерять тот повод и испортить ту посадку, которых так тщательно добивались в манеже. Манежные взгляды преобладали и при обучении сомкнутому строю: сложные перестроения исполнялись шагом; рысь и галоп укорачивались до такой степени, что даже пехота была в состоянии перегнать двигавшуюся галопом конницу; карьер употреблялся лишь как редкое исключение. При господствовавшем тогда взгляде на конницу выездка лошадей была в высшей степени искусственна: требовался от лошади крутой сбор, для чего ломали ее самым неестественным образом; требовались высокие ходы, при достижении которых не беспокоились о порче ног; укорачивание аллюров и обучение разным манежным фокусам вело к еще большей ломке лошадей. Так как во всем тре-
