Пуще страхъ его тревожитъ,
Потъ съ чела холодный льетъ.
Видитъ берегъ обнаженный
И туманъ вокругъ сѣдой,
По лазури мѣсяцъ блѣдный
Путь свершаетъ тихо свой.
Дѣвы къ рыцарю прильнули
И невольно всѣ вздохнули,
Слышенъ милый голосъ сей:
«Рыцарь, рыцарь, бѣжишь бури,
«Но избѣгъ ли ты сѣтей?»
И, склоняся головами,
Онѣ тихими шагами
Влекутъ рыцаря съ собой,
И разлившися струями,
Очутились подъ водой.
Рыцарь сдѣлался добычей
Обитательницъ Днѣпра,
А челнокъ его летучій
Очутился близь шатра[1].
Вотъ нѣсколько стихотвореній Кольцова, взятыхъ изъ первой тетради. Нельзя не замѣтить, что чтеніе разныхъ сонетовъ, акростиховъ, посланій къ Хлоѣ, къ Лаисѣ и т. п., какими изобиловала наша литература въ первой четверти текущаго столѣтія, имѣло свое вліяніе на Кольцова. Онъ старался подражать прочитаннымъ стихамъ и слагалъ, какъ могъ, свои вирши до крайности неуклюжіе по формѣ и совсѣмъ пустые по содержанію. Во всѣхъ подобныхъ виршахъ напрасно стали бы мы искать какихъ-нибудь достоинствъ — это риѳмованная чепуха, потому что Кольцовъ въ то время, еще не владѣя языкомъ, не могъ даже съ точностію выражаться. Гораздо богаче своимъ содержаніемъ слѣдующія три тетради Кольцова; въ нихъ есть стихотворенія, въ которыхъ можно найти поэтическія краски, можно замѣтить черты той самородной поэзіи, которая пробудилась въ душѣ Кольцова среди широкихъ вольныхъ украинскихъ степей и вылилась въ неподражаемой русской пѣснѣ.
- ↑ Это стихотвореніе не имѣетъ даты.
