И тамъ, лишь тамъ ее намъ можно увѣнчать
Блистаньемъ вѣчныхъ воздаяній!
Стихи, какъ видите, не отличаются особенною гладкостію и музыкальностію, но въ нихъ соблюденъ правильный размѣръ, что̀ невсегда попадается у Кольцова въ его юношескихъ стихотвореніяхъ, которыя подвергались большому исправленію сперва со стороны Кашкина, потомъ Серебрянскаго, а впослѣдствіи професора семинаріи Александра Дмитріевича Вельяминова, какъ свидѣтельствуетъ объ этомъ его дочь, Людмила Александровна Чайковская въ своемъ письмѣ къ намъ. Приводимъ кстати слова госпожи Чайковской: «Отецъ мой Александръ Дмитріевичъ Вельяминовъ съ 1825 по 1833 годъ занималъ мѣсто професора философіи и физико-математическихъ наукъ при воронежской семинаріи и былъ библіотекаремъ семинарской библіотеки. Съ необыкновеннымъ умомъ и превосходнымъ образованіемъ, отецъ мой соединялъ рѣдкую доброту и увлекательное краснорѣчіе, за что былъ любимъ и уважаемъ нетолько высшимъ сословіемъ города Воронежа, но и всѣми, кто зналъ его. Занимаясь постоянно литературой, онъ сочинялъ и переводилъ. Воспитывавшись же въ Петербургѣ, имѣлъ случай познакомиться съ Жуковскимъ и со многими литераторами того времени; а печатая нѣкоторые изъ своихъ переводовъ и сочиненій, былъ знакомъ и съ издателями. Его-то знакомства пламенно желалъ въ то время еще безвѣстный мѣщанинъ Алексѣй Васильевичъ Кольцовъ, но по врожденной робости долго не рѣшался представиться ему. Неожиданный случай помогъ Кольцову. Отецъ мой, въ августѣ 1829 года, возвращаясь изъ Павловска въ Воронежъ, въ селѣ Можайскомъ, на постояломъ дворѣ, встрѣтилъ Кольцова. Кольцовъ представился ему. Отецъ мой съ перваго же знакомства полюбилъ его и просилъ придти къ нему въ Воронежѣ. Кольцовъ взаимно полюбилъ его, что̀ можно видѣть изъ слѣдующаго собственноручнаго письма его въ стихахъ отъ 9-го октября 1829 года:
Милостивый государь
Александръ Дмитріевичъ!
Въ селѣ, при первой встрѣчѣ нашей,
Для васъ и для супруги вашей
Я, помню, обѣщалъ прислать
Торквата милое творенье,
Пѣвца любви и вдохновенья;
И слова даннаго сдержать
Не могъ донынѣ, затѣмъ что прежде
Обманутъ былъ въ своей надеждѣ.
Но обѣщанью измѣнить
За стыдъ, за низость я считаю —