себя роль наставника и хотѣлъ учить другихъ тому, о чемъ получилъ поверхностное понятіе среди столичныхъ своихъ знакомыхъ. Что между знакомыми Кольцова въ Воронежѣ были люди образованные, понимавшіе и искусство и литературу, что ему нельзя было жаловаться на недостатокъ людей, умѣющихъ цѣнить его талантъ, о томъ свидѣтельствуетъ М. Ѳ. де-Пуле въ статьѣ своей о Кольцовѣ, помѣщенной въ «Воронежской Бесѣдѣ» 1861 г. «Въ Воронежѣ, въ тридцатыхъ годахъ, людей читающихъ было много. Понятно, что печатная извѣстность Кольцова заставила ихъ обратить на него особенное вниманіе, и Алексѣй Васильевичъ, какъ намъ положительно извѣстно, не чуждался самыми разнообразными знакомствами. Но въ Воронежѣ, кромѣ немалаго числа лицъ читающихъ, были въ то время и люди образованные и, по тогдашнему, современно развитые; къ числу ихъ принадлежали нѣкоторые изъ учителей гимназіи и нѣсколько другихъ лицъ»[1]. Между преподавателями г. де-Пуле указываетъ на гг. Д….ова, Д….ого, Р…аго, учителей гимназіи, на г. Б…..на, учителя уѣзднаго училища, и на г. К….ва, учителя въ училищѣ канцелярскихъ служителей; всѣ они были знакомы съ Кольцовымъ, а Б…нинъ былъ даже очень друженъ съ нимъ. Кромѣ этихъ лицъ, Кольцовъ былъ хорошо знакомъ съ двумя очень замѣчательными и образованными лицами въ Воронежѣ: съ докторомъ И. А. Малышевымъ и купцомъ И. А. Придорогинымъ[2]. И потому Бѣлинскій не имѣлъ никакого основанія сказать о Кольцовѣ, «что года за полтора передъ смертію, вдалекѣ отъ тѣхъ, которые понимали и любили его, онъ видѣлъ себя въ кругу невѣждъ, которые уже не нуждались въ немъ и потому поспѣшили снять съ себя маску любви и отомстить ему за его превосходство надъ ними»[3]. Если Кольцовъ въ 1841 году могъ написать къ Бѣлинскому: «у меня много здѣсь людей хорошихъ», то какъ эти хорошіе люди могли въ самое короткое время сдѣлаться дурными и невѣждами, и гонителями его за превосходство его поэтическаго таланта? Какая другая причина могла произвести столь быструю перемѣну въ отношеніяхъ воронежскихъ знакомыхъ Кольцова къ нему, какъ не та роль, которую онъ думалъ играть въ качествѣ просвѣтителя, худо однако скрывая свою иронію надъ тѣми, кого онъ хотѣлъ подчинить своему вліянію. Вотъ почему онъ съ саркастическою насмѣшкою писалъ къ столичному пріятелю о своихъ воронежскихъ знакомцахъ: «Всѣ они у меня люди умные, ученые, прекрасные поэты, философы, музыканты, живописцы, образцовые чиновники, образцовые купцы, образцовые книгопродавцы; и они стали мной довольны, и я самъ про себя смѣюсь надъ
831
Кольцовъ и его неизданныя стихотворенія.