— Проповѣдывать-то вы мастеръ, Джонъ, это что говорить, — возразилъ наконец Израиль. — Но вѣдь на одной болтовнѣ не выѣдешь. Видали мы и такихъ, которые умѣли дѣло дѣлать не хуже вашего, а болтали гораздо меньше. При случаѣ они умѣли быть хорошими товарищами и это ничему не мѣшало.
— Так! А гдѣ теперь эти хорошіе товарищи? Пью былъ изъ ихъ числа; и что же? Умеръ нищимъ. Да и съ самимъ Флинтомъ было не лучше; ромъ его сгубилъ, онъ умеръ отъ рома… О, много ихъ было, да только гдѣ они?
— Скажите же наконецъ, — вмѣшался Дикъ, которому надоѣлъ этотъ споръ, — что мы будемъ дѣлать съ тѣми, когда…
— Хвалю! — вскричалъ поваръ. — Молодецъ! — Это называется поставить вопросъ ребромъ. Какъ ты самъ объ этомъ думаешь, мальчикъ? Не высадить ли ихъ на какой-нибудь необитаемый островъ? Такъ всегда дѣлалъ Инглэндъ. Или не убить ли ихъ просто на просто? Такъ дѣлали Флинтъ и Билли Бунсъ.
Билли былъ умница, — сказалъ Израиль. — Онъ говорилъ: мертвые не кусаются. Суровый былъ человѣкъ. Его теперь тоже нѣтъ въ живыхъ.
— Не спорю, что онъ былъ умница, — возразил Сильверъ, — но грубость не въ моемъ вкусѣ. Я самый обходительный человѣкъ на свѣтѣ, можно даже сказать воплощенная вѣжливость. Всякій съ этимъ согласится. Но теперь не до шутокъ. Долгъ прежде всего, я подаю голосъ за смерть. Я надѣюсь современемъ ѣздить въ каретѣ и быть членомъ парламента. Я вовсе не желаю, чтобъ эти господа явились когда-нибудь въ Англію и начали совать носъ въ мои дѣла. Я полагалъ бы подождать удобной минуты, но затѣмъ обязательно смерть.
— Вотъ за это люблю, — вскричалъ Израиль Гандсъ, — ты молодецъ Джонъ!
— Подожди хвалить, пока не увидишь меня за дѣломъ. Я беру на себя только одного человѣка — Трелонэ, но за то какъ же я его обработаю!… Дикъ, голубчикъ, — спохватился онъ вдругъ, — достань мнѣ пожалуйста яблоко, у меня въ горлѣ пересохло.
Вообразите себѣ мой ужасъ! Мнѣ очень хотѣлось выскочить изъ бочки, но я не могъ. Я услыхалъ, что молодой человѣкъ встаетъ и хочетъ идти. Но онъ остановился и голосъ Израиля Гандса произнесъ:
— Вотъ еще! Очень нужно яблоки! Угости-ка насъ лучше ромомъ.
— Проповедовать-то вы мастер, Джон, это что говорить, — возразил, наконец, Израиль. — Но ведь на одной болтовне не выедешь. Видали мы и таких, которые умели дело делать не хуже вашего, а болтали гораздо меньше. При случае они умели быть хорошими товарищами и это ничему не мешало.
— Так! А где теперь эти хорошие товарищи? Пью был из их числа; и что же? Умер нищим. Да и с самим Флинтом было не лучше; ром его сгубил, он умер от рома… О, много их было, да только где они?
— Скажите же, наконец, — вмешался Дик, которому надоел этот спор, — что мы будем делать с теми, когда…
— Хвалю! — вскричал повар. — Молодец! — Это называется поставить вопрос ребром. Как ты сам об этом думаешь, мальчик? Не высадить ли их на какой-нибудь необитаемый остров? Так всегда делал Инглэнд. Или не убить ли их просто-напросто? Так делали Флинт и Билли Бунс.
Билли был умница, — сказал Израиль. — Он говорил: мёртвые не кусаются. Суровый был человек. Его теперь тоже нет в живых.
— Не спорю, что он был умница, — возразил Сильвер, — но грубость не в моём вкусе. Я самый обходительный человек на свете, можно даже сказать воплощённая вежливость. Всякий с этим согласится. Но теперь не до шуток. Долг прежде всего, я подаю голос за смерть. Я надеюсь со временем ездить в карете и быть членом парламента. Я вовсе не желаю, чтоб эти господа явились когда-нибудь в Англию и начали совать нос в мои дела. Я полагал бы подождать удобной минуты, но затем обязательно смерть.
— Вот за это люблю, — вскричал Израиль Гандс, — ты молодец, Джон!
— Подожди хвалить, пока не увидишь меня за делом. Я беру на себя только одного человека — Трелонэ, но зато как же я его обработаю!… Дик, голубчик, — спохватился он вдруг, — достань мне, пожалуйста, яблоко, у меня в горле пересохло.
Вообразите себе мой ужас! Мне очень хотелось выскочить из бочки, но я не мог. Я услыхал, что молодой человек встаёт и хочет идти. Но он остановился и голос Израиля Гандса произнёс:
— Вот ещё! Очень нужно яблоки! Угости-ка нас лучше ромом.
