такъ судили о нихъ о всѣхъ по Черному Псу и по слѣпому, о которыхъ мы имѣли достаточное понятіе. Мнѣ вспомнилось приказаніе капитана сѣсть въ извѣстномъ случаѣ на лошадь и немедленно скакать къ доктору Лайвей. Впрочемъ сдѣлать это теперь значило оставить мать одну въ гостинницѣ на произволъ судьбы.
Но и оставаться въ гостинницѣ намъ обоимъ было страшно, все насъ пугало: и трескъ угля въ каминѣ, и тиканье часовъ. Черная дорога, уходившая въ безконечную даль, невольно заставляла насъ думать о томъ, что вотъ быть можетъ по ней приближаются наши губители. Видъ мертваго капитана на полу въ залѣ и воспоминание объ ужасномъ слѣпцѣ обдавали меня холодомъ, такъ что кровь стыла въ жилахъ. Нужно было на что-нибудь рѣшиться, и мы придумали обратиться за помощью въ сосѣднюю деревню. Придумано — сдѣлано, и вотъ мы, въ чемъ были, побѣжали по дорогѣ, несмотря на холодъ, туманъ и вечернюю темноту.
Деревня была по счастью недалеко, за скалами, на противоположномъ концѣ бухты. Мы добѣжали до нея, запыхавшись. Все кругомъ было тихо, только волны плескались о берег и вороны каркали гдѣ-то въ лѣсу.
В деревнѣ уже зажглись огни и я никогда не забуду, съ какимъ удовольствіемъ увидалъ я освѣщенныя окна. Я ободрился, но этимъ все и ограничилось. Никакой серьезной помощи мы не нашли. Никто не рѣшился идти съ нами въ гостинницу Адмиралъ Бенбо. Къ стыду мужчинъ, всѣ они трусили и ссылались на женъ и дѣтей… — Кто такой капитанъ, кто такіе его товарищи? — Ужь не изъ шайки ли они Флинта?… Оказалось, что имя Флинта извѣстно имъ какъ нельзя лучше. Къ довершенію бѣды съ поля вернулось нѣсколько крестьянъ, которые заявили, что встрѣтили по дорогѣ каких-то подозрительныхъ личностей. Нѣсколько другихъ крестьянъ стали увѣрять, что видѣли какой-то ботъ, бросившій якорь въ маленькой заводи, которую у насъ называли Киттской норой. Однимъ словомъ мы получили массу предложеній немедленно съездить къ доктору Лайвей, но ни одинъ человѣкъ не согласился защищать гостинницу Адмиралъ Бенбо.
Трусость говорятъ заразительна, но съ другой стороны вѣрно и то, что споръ нерѣдко придаетъ храбрость. Такъ случилось съ моей матерью. Когда всѣ высказались, она заговорила сама и объявила, что не посмотритъ ни на что и попробуетъ, нельзя ли спасти сиротскія деньги.
так судили о них о всех по Чёрному Псу и по слепому, о которых мы имели достаточное понятие. Мне вспомнилось приказание капитана сесть в известном случае на лошадь и немедленно скакать к доктору Лайвей. Впрочем, сделать это теперь значило оставить мать одну в гостинице на произвол судьбы.
Но и оставаться в гостинице нам обоим было страшно, всё нас пугало: и треск угля в камине, и тиканье часов. Чёрная дорога, уходившая в бесконечную даль, невольно заставляла нас думать о том, что вот быть может по ней приближаются наши губители. Вид мёртвого капитана на полу в зале и воспоминание об ужасном слепце обдавали меня холодом, так что кровь стыла в жилах. Нужно было на что-нибудь решиться, и мы придумали обратиться за помощью в соседнюю деревню. Придумано — сделано, и вот мы, в чём были, побежали по дороге, несмотря на холод, туман и вечернюю темноту.
Деревня была по счастью недалеко, за скалами, на противоположном конце бухты. Мы добежали до неё, запыхавшись. Всё кругом было тихо, только волны плескались о берег и вороны каркали где-то в лесу.
В деревне уже зажглись огни и я никогда не забуду, с каким удовольствием увидал я освещённые окна. Я ободрился, но этим всё и ограничилось. Никакой серьезной помощи мы не нашли. Никто не решился идти с нами в гостиницу Адмирал Бенбо. К стыду мужчин, все они трусили и ссылались на жён и детей… — Кто такой капитан, кто такие его товарищи? — Уж не из шайки ли они Флинта?… Оказалось, что имя Флинта известно им как нельзя лучше. К довершению беды с поля вернулось несколько крестьян, которые заявили, что встретили по дороге каких-то подозрительных личностей. Несколько других крестьян стали уверять, что видели какой-то бот, бросивший якорь в маленькой заводи, которую у нас называли Киттской норой. Одним словом, мы получили массу предложений немедленно съездить к доктору Лайвей, но ни один человек не согласился защищать гостиницу Адмирал Бенбо.
Трусость, говорят, заразительна, но с другой стороны верно и то, что спор нередко придаёт храбрость. Так случилось с моей матерью. Когда все высказались, она заговорила сама и объявила, что не посмотрит ни на что и попробует, нельзя ли спасти сиротские деньги.
