Говоря это, онъ страшно волновался, потомъ привсталъ, оперся на мое плечо, такъ что мнѣ тяжело сдѣлалось, и попробовалъ пройтись по комнатѣ. Но ноги его не слушались. Онъ остановился и присѣлъ на постель.
— Уморилъ меня этотъ проклятый докторъ, — сказалъ онъ. — Въ головѣ шумъ такой, что просто чортъ знаетъ… Помоги мнѣ лечь.
Я исполнилъ его желаніе и онъ нѣсколько времени полежалъ молча.
— Джимъ, сказалъ онъ наконец, — ты не видалъ сегодня этого матроса?
— Чернаго Пса?
— Чернаго Пса. Я тебѣ скажу, онъ большой негодяй. Да и остальные не лучше. Слушай, Джимушка. Если мнѣ почему-нибудь нельзя будетъ скоро уѣхать и если они сюда придутъ и принесутъ мнѣ черную марку, то не забудь, что имъ нуженъ мой старый сундукъ. Тогда ты не теряй ни минуты времени, садись на первую лошадь и скачи къ тому… какъ его?… къ доктору к этому окаянному… Скажи ему, чтобы онъ собралъ какъ можно больше народу, понятыхъ, полицейскихъ, и спѣшилъ въ здѣшнюю гостинницу ловить остатокъ шайки стараго Флинта: я былъ у него когда-то помощникомъ… я одинъ знаю, гдѣ спрятано… Онъ открылъ мнѣ эту тайну на Саваннѣ, когда умиралъ… какъ вотъ я теперь… Саванна, знаешь, корабль, на которомъ мы разбойничали… Ты слыхалъ о старомъ Флинтѣ?… Такъ вотъ онъ самый… Но ты никому про это не говори, если они не принесутъ черной марки… Слышишь?
— Что вы говорите, капитанъ? Какая черная марка?
— Это призывъ, требованіе отъ нашей шайки. Они, чего добраго, пришлютъ, такъ я тебя предупреждаю. Смотри въ оба, Джимъ, не зѣвай!
Онъ побредилъ еще нѣсколько минутъ. Голосъ его становился все слабѣе и слабѣе. Я подалъ ему питье. Онъ напился точно ребенокъ, приговаривая:
— Такъ, такъ!… Вотъ и лѣчиться пришлось на старости лѣтъ. Послѣ того онъ заснулъ тяжелымъ сномъ. Я подождалъ немного и вышелъ.
Не знаю, какъ бы я поступилъ, если бы дѣла шли обыкновеннымъ порядкомъ. Вѣрнѣе всего, что я разсказалъ бы все доктору,
Говоря это, он страшно волновался, потом привстал, опёрся на моё плечо, так что мне тяжело сделалось, и попробовал пройтись по комнате. Но ноги его не слушались. Он остановился и присел на постель.
— Уморил меня этот проклятый доктор, — сказал он. — В голове шум такой, что просто чёрт знает… Помоги мне лечь.
Я исполнил его желание и он несколько времени полежал молча.
— Джим, сказал он наконец, — ты не видал сегодня этого матроса?
— Чёрного Пса?
— Чёрного Пса. Я тебе скажу, он большой негодяй. Да и остальные не лучше. Слушай, Джимушка. Если мне почему-нибудь нельзя будет скоро уехать и если они сюда придут и принесут мне чёрную марку, то не забудь, что им нужен мой старый сундук. Тогда ты не теряй ни минуты времени, садись на первую лошадь и скачи к тому… как его?… к доктору к этому окаянному… Скажи ему, чтобы он собрал как можно больше народу, понятых, полицейских, и спешил в здешнюю гостиницу ловить остаток шайки старого Флинта: я был у него когда-то помощником… я один знаю, где спрятано… Он открыл мне эту тайну на Саванне, когда умирал… как вот я теперь… Саванна, знаешь, корабль, на котором мы разбойничали… Ты слыхал о старом Флинте?… Так вот он самый… Но ты никому про это не говори, если они не принесут чёрной марки… Слышишь?
— Что вы говорите, капитан? Какая чёрная марка?
— Это призыв, требование от нашей шайки. Они, чего доброго, пришлют, так я тебя предупреждаю. Смотри в оба, Джим, не зевай!
Он побредил ещё несколько минут. Голос его становился всё слабее и слабее. Я подал ему питье. Он напился точно ребенок, приговаривая:
— Так, так!… Вот и лечиться пришлось на старости лет. После того он заснул тяжёлым сном. Я подождал немного и вышел.
Не знаю, как бы я поступил, если бы дела шли обыкновенным порядком. Вернее всего, что я рассказал бы всё доктору,
