— Боже мой, — кричала матушка, — что только у насъ дѣлается! Позоръ нашему дому!.. А тутъ еще мужъ захворалъ!.. Господи, Господи!..
Мы разумѣется думали, что капитанъ раненъ, и не знали, что мы будемъ съ нимъ дѣлать. Я попробовалъ влить ему въ ротъ немножко рому, но это мнѣ не удалось. Зубы у него были крѣпко сжаты, точно тиски. Къ счастью пріѣхалъ докторъ Лайвей съ обычным визитомъ къ моему отцу. Мы ему обрадовались какъ дорогому гостю.
— Докторъ, что намъ дѣлать?.. Куда онъ раненъ! — восклицала матушка.
— Раненъ? Онъ-то? полноте, что вы! — отвѣчалъ докторъ. — У него просто апоплексическій ударъ, о чемъ я уже предупреждалъ его. Вернитесь къ вашему мужу, мистрисъ Гоукинсъ, и не говорите ему ничего, если можно. Я сейчасъ приведу этого господина въ чувство… Джимъ, голубчикъ, принеси мнѣ тазъ.
Когда я вернулся съ тазомъ, докторъ уже успѣлъ разорвать у капитана рукавъ и обнажилъ его большую мускулистую руку. Вся она была покрыта выжженными клеймами въ родѣ: „Добрый путь“, или, „Счастливаго успѣха“, или „Причуда Билли-Бунса“ и т. п. На верху, подъ самымъ плечомъ, былъ сдѣланъ рисунокъ висѣлицы и, насколько могу судить, очень удачный.
— Это его собственный гороскопъ! — улыбнулся докторъ, указывая ланцетомъ на висѣлицу. — А теперь, мистеръ Билли-Бунсъ, — такъ стало быть васъ зовутъ, — теперь мы посмотримъ, какого цвѣта у васъ кровь… Джимъ, — обратился онъ ко мнѣ, — тебѣ не страшно глядѣть, какъ пускаютъ кровь?
— Нѣтъ, сэръ, — отвѣчал я.
— Такъ подержи мнѣ тазъ, мальчикъ, а я открою ему жилу. Много пришлось выпустить крови капитану, прежде чѣмъ онъ открылъ наконецъ глаза. Онъ былъ видимо очень недоволен, когда узналъ доктора Лайвей, но лицо его смягчилось, когда он увидалъ меня. Потомъ онъ вдругъ поблѣднѣлъ, заметался и вскричалъ:
— Гдѣ Черный Песъ?
— Нѣтъ здѣсь никакого Чернаго Пса, — жестоко возразилъ ему докторъ. — Вы пили слишкомъ много рому, вотъ съ вами и сдѣлался ударъ. Я вѣдь вамъ говорилъ, предостерегалъ васъ. Вы не послушались. Къ моему великому сожалѣнію, мнѣ на этотъ разъ
— Боже мой, — кричала матушка, — что только у нас делается! Позор нашему дому!.. А тут ещё муж захворал!.. Господи, Господи!..
Мы, разумеется, думали, что капитан ранен и не знали, что мы будем с ним делать. Я попробовал влить ему в рот немножко рому, но это мне не удалось. Зубы у него были крепко сжаты, точно тиски. К счастью приехал доктор Лайвей с обычным визитом к моему отцу. Мы ему обрадовались, как дорогому гостю.
— Доктор, что нам делать?.. Куда он ранен! — восклицала матушка.
— Ранен? Он-то? полноте, что вы! — отвечал доктор. — У него просто апоплексический удар, о чём я уже предупреждал его. Вернитесь к вашему мужу, мистрис Гоукинс, и не говорите ему ничего, если можно. Я сейчас приведу этого господина в чувство… Джим, голубчик, принеси мне таз.
Когда я вернулся с тазом, доктор уже успел разорвать у капитана рукав и обнажил его большую мускулистую руку. Вся она была покрыта выжженными клеймами вроде: „Добрый путь“, или, „Счастливого успеха“, или „Причуда Билли-Бунса“ и т. п. Наверху, под самым плечом, был сделан рисунок виселицы и, насколько могу судить, очень удачный.
— Это его собственный гороскоп! — улыбнулся доктор, указывая ланцетом на виселицу. — А теперь, мистер Билли-Бунс, — так стало быть вас зовут, — теперь мы посмотрим, какого цвета у вас кровь… Джим, — обратился он ко мне, — тебе не страшно глядеть, как пускают кровь?
— Нет, сэр, — отвечал я.
— Так подержи мне таз, мальчик, а я открою ему жилу. Много пришлось выпустить крови капитану, прежде чем он открыл наконец глаза. Он был, видимо, очень недоволен, когда узнал доктора Лайвей, но лицо его смягчилось, когда он увидал меня. Потом он вдруг побледнел, заметался и вскричал:
— Где Чёрный Пёс?
— Нет здесь никакого Чёрного Пса, — жестоко возразил ему доктор. — Вы пили слишком много рому, вот с вами и сделался удар. Я ведь вам говорил, предостерегал вас. Вы не послушались. К моему великому сожалению, мне на этот раз
