поди, Господи! А я-то!… Меня не было съ ними!… Зачѣмъ я это сдѣлалъ!…
Пиратовъ было только шесть человѣкъ. Изъ остальныхъ никто не уцѣлѣлъ. Пятеро изъ нихъ вскочили, встрепенувшись отъ тяжелаго пьянаго сна. Ихъ лица были красныя, раздутыя. Шестой остался лежать и только приподнялся на локтѣ. Онъ былъ очень блѣденъ и на головѣ у него была запачканная кровью повязка. Я вспомнилъ человѣка, раненнаго при началѣ штурма и убѣжавшаго въ лѣсъ, и догадался, что это былъ онъ самый.
Попугай пересталъ кричать. Сидя на плечѣ у своего хозяина, онъ чистилъ носикомъ свои перья. Мнѣ показалось, что Сильверъ былъ блѣднѣе и серьезнѣе обыкновеннаго. Онъ былъ въ томъ же самомъ суконномъ сюртукѣ, въ которомъ приходилъ для переговоровъ, но теперь этотъ сюртукъ былъ изорванъ, забрызганъ грязью и запачканъ кровью.
— Вотъ какъ! Да это Джимъ Гоукинсъ! — вскричалъ онъ, узнавъ меня. — Признаюсь, никакъ не ожидалъ… Ну, да все равно, спасибо за память. Честь лучше безчестья…
Онъ сѣлъ на боченокъ съ коньякомъ и сталъ набивать себѣ трубку.
— Дай-ка сюда огня, Дикъ, — сказалъ онъ и продолжалъ, раскуривая трубку: — спасибо, хорошо. Воткни головню сюда въ полѣнницу… Ладно… А вы, господа, не стѣсняйтесь: для одного мистера Гоукинса не стоитъ быть всѣмъ на ногахъ; мистеръ Гоукинсъ васъ извинитъ… Итакъ, Джимъ, это ты самолично?… Пріятный сюрпризъ для меня, для стараго твоего друга. Я всегда зналъ, что ты тонкій юноша. Я сказалъ это тебѣ въ первый же разъ, какъ тебя увидалъ, но теперешній твой поступокъ, признаюсь, превосходитъ всѣ мои соображенія.
Я, конечно, молчалъ и, прислонившись къ стѣнѣ, смотрѣлъ Сильверу прямо въ лицо, стараясь не выказать ни малѣйшей слабости, но съ отчаяніемъ въ душѣ.
Сильверъ совершенно невозмутимо пыхнулъ раза два трубкой и продолжалъ:
— Поговоримъ откровенно, Джимъ. Я всегда любил тебя, мой мальчикъ, потому что ты ужасно похожъ на меня, какимъ я былъ въ молодости. Мнѣ всегда хотѣлось, чтобы ты былъ съ нами и получилъ свой пай изъ добычи. Вотъ ты и пришелъ. Не упускай же случая. Капитанъ Смоллетъ, слова нѣтъ, морякъ хорошій,
поди, Господи! А я-то!… Меня не было с ними!… Зачем я это сделал!…
Пиратов было только шесть человек. Из остальных никто не уцелел. Пятеро из них вскочили, встрепенувшись от тяжёлого пьяного сна. Их лица были красные, раздутые. Шестой остался лежать и только приподнялся на локте. Он был очень бледен и на голове у него была запачканная кровью повязка. Я вспомнил человека, раненного при начале штурма и убежавшего в лес, и догадался, что это был он самый.
Попугай перестал кричать. Сидя на плече у своего хозяина, он чистил носиком свои перья. Мне показалось, что Сильвер был бледнее и серьёзнее обыкновенного. Он был в том же самом суконном сюртуке, в котором приходил для переговоров, но теперь этот сюртук был изорван, забрызган грязью и запачкан кровью.
— Вот как! Да это Джим Гоукинс! — вскричал он, узнав меня. — Признаюсь, никак не ожидал… Ну, да всё равно, спасибо за память. Честь лучше бесчестья…
Он сел на бочонок с коньяком и стал набивать себе трубку.
— Дай-ка сюда огня, Дик, — сказал он и продолжал, раскуривая трубку: — спасибо, хорошо. Воткни головню сюда в поленницу… Ладно… А вы, господа, не стесняйтесь: для одного мистера Гоукинса не стоит быть всем на ногах; мистер Гоукинс вас извинит… Итак, Джим, это ты самолично?… Приятный сюрприз для меня, для старого твоего друга. Я всегда знал, что ты тонкий юноша. Я сказал это тебе в первый же раз, как тебя увидал, но теперешний твой поступок, признаюсь, превосходит все мои соображения.
Я, конечно, молчал и, прислонившись к стене, смотрел Сильверу прямо в лицо, стараясь не выказать ни малейшей слабости, но с отчаянием в душе.
Сильвер совершенно невозмутимо пыхнул раза два трубкой и продолжал:
— Поговорим откровенно, Джим. Я всегда любил тебя, мой мальчик, потому что ты ужасно похож на меня, каким я был в молодости. Мне всегда хотелось, чтобы ты был с нами и получил свой пай из добычи. Вот ты и пришёл. Не упускай же случая. Капитан Смоллет, слова нет, моряк хороший,
