запада. Мы безъ труда достигли сѣверо-восточной оконечности острова у входа въ сѣверную бухту. Но затѣмъ намъ осталось лишь сѣсть сложа руки, такъ какъ якоря у насъ не было, а посадить шкуну на мель нужно было во время прилива. Гандсъ научилъ меня какъ сдѣлать, чтобы оставаться въ дрейфѣ.
Послѣ нѣсколькихъ безплодныхъ попытокъ я наконецъ устроилъ это дѣло и на досугѣ мы оба опять принялись за ѣду.
— Капитанъ, — обратился ко мнѣ Гандсъ, — а какъ вы думаете насчетъ моего товарища О’Бріена?… Не выбросить ли намъ его за бортъ? Я вообще не изъ брезгливыхъ, но, знаете, какъ-то непріятно…
— У меня силы нѣтъ, да и потомъ… очень противно, — отвѣчалъ я, содрагаясь, — пусть остается здѣсь, чѣмъ онъ мѣшаетъ?
— Несчастный корабль эта Испаньола! —продолжалъ Гандсъ, не настаивая на своемъ предложеніи. — Это вѣдь ужасно, что онъ умеръ… Знаешь, вѣдь онъ тоже сѣлъ въ Бристолѣ, какъ ты и я… Бедные тѣ!… Право, это ужасно…
Нѣсколько минутъ онъ посидѣлъ молча, словно раздумывая. Потомъ поднял на меня лицо и сказалъ:
— Будь добръ, мой милый, сдѣлай мнѣ одолженіе. Сходи вниз и принеси мнѣ бутылочку винца… Коньякъ для меня теперь крѣпокъ… у меня такой страшный упадокъ силъ…
Тонъ былъ такой нѣжный, ласкательный, точно и не Гандсъ это говорилъ, я нашелъ это неестественнымъ. Самая просьба показалась мнѣ совершенно невѣроятною: возможно ли было вѣрить, чтобы Гандсъ предпочелъ вино водкѣ? Очевидно тутъ былъ одинъ предлогъ, чтобы услать меня на нѣсколько минутъ съ палубы. Только я не понималъ, какая могла быть тутъ цѣль. Я посмотрѣлъ Гандсу въ глаза, но онъ отвелъ ихъ въ сторону, чтобы не встрѣтиться со мною взглядомъ; онъ то поднималъ ихъ къ небу, то глядѣлъ для чего-то на трупъ О’Бріена, улыбаясь все время смущенной улыбкой. Семилѣтній ребенокъ и тотъ догадался бы, что онъ замышляетъ недоброе.
Я сейчасъ же отвѣчалъ ему согласіемъ, чтобы не дать замѣтить своихъ подозрѣній. Гандсъ былъ человѣкъ довольно глуповатый и провести его было нетрудно.
— Въ самомъ дѣлѣ, — отвѣчалъ я, — вино для васъ гораздо полезнѣе водки. Какого вы хотите, бѣлаго или краснаго?
— Все равно, голубчикъ, — отвѣчалъ онъ, — какое найдется.
запада. Мы без труда достигли северо-восточной оконечности острова у входа в северную бухту. Но затем нам осталось лишь сесть сложа руки, так как якоря у нас не было, а посадить шхуну на мель нужно было во время прилива. Гандс научил меня как сделать, чтобы оставаться в дрейфе.
После нескольких бесплодных попыток я, наконец, устроил это дело и на досуге мы оба опять принялись за еду.
— Капитан, — обратился ко мне Гандс, — а как вы думаете насчёт моего товарища О’Бриена?… Не выбросить ли нам его за борт? Я вообще не из брезгливых, но, знаете, как-то неприятно…
— У меня силы нет, да и потом… очень противно, — отвечал я, содрагаясь, — пусть остаётся здесь, чем он мешает?
— Несчастный корабль эта Испаньола! —продолжал Гандс, не настаивая на своём предложении. — Это ведь ужасно, что он умер… Знаешь, ведь он тоже сел в Бристоле, как ты и я… Бедные те!… Право, это ужасно…
Несколько минут он посидел молча, словно раздумывая. Потом поднял на меня лицо и сказал:
— Будь добр, мой милый, сделай мне одолжение. Сходи вниз и принеси мне бутылочку винца… Коньяк для меня теперь крепок… у меня такой страшный упадок сил…
Тон был такой нежный, ласкательный, точно и не Гандс это говорил, я нашёл это неестественным. Самая просьба показалась мне совершенно невероятною: возможно ли было верить, чтобы Гандс предпочёл вино водке? Очевидно, тут был один предлог, чтобы услать меня на несколько минут с палубы. Только я не понимал, какая могла быть тут цель. Я посмотрел Гандсу в глаза, но он отвёл их в сторону, чтобы не встретиться со мною взглядом; он то поднимал их к небу, то глядел для чего-то на труп О’Бриена, улыбаясь всё время смущённой улыбкой. Семилетний ребёнок и тот догадался бы, что он замышляет недоброе.
Я сейчас же отвечал ему согласием, чтобы не дать заметить своих подозрений. Гандс был человек довольно глуповатый и провести его было нетрудно.
— В самом деле, — отвечал я, — вино для вас гораздо полезнее водки. Какого вы хотите, белого или красного?
— Всё равно, голубчик, — отвечал он, — какое найдётся.
