о дракахъ и битвахъ, объ ужасныхъ буряхъ и о разныхъ темныхъ похожденіяхъ во всѣхъ океанахъ міра. По его разсказамъ выходило, что онъ всю жизнь прожилъ среди такихъ мерзавцевъ, какихъ и свѣтъ не производилъ, а языкъ, которымъ онъ живописалъ эти ужасы, пугалъ простыхъ деревенскихъ слушателей пожалуй даже больше, чѣмъ самые разсказы. Однимъ словомъ, этотъ ужасный человѣкъ положительно леденилъ у насъ кровь въ жилахъ.
Отецъ съ утра до ночи твердилъ, что свирѣпый постоялецъ въ конецъ разоритъ гостиницу и отобьетъ отъ нея всѣхъ посѣтителей.
Не всякому, — говорилъ онъ, — пріятно глотать дерзости и возвращаться домой съ волосами, стоящими дыбомъ.
Я думаю, что отецъ былъ неправъ. Я убѣжденъ напротивъ, что эти странныя вечеринки не отталкивали, а привлекали посѣтителей. Правда, жутко имъ у насъ приходилось, но за то сильныя ощущенія щекотали вкусъ. Наконецъ пріѣздъ капитана уже самъ по себѣ, какъ новинка, вносилъ интересъ въ монотонную деревенскую жизнь. Нѣкоторые даже старались показать, будто старый морякъ имъ очень нравится, находили, что онъ настоящій „морской волкъ“, настоящая „морская крыса“, и говорили, что такіе-то именно моряки и создали морское могущество Британіи, сдѣлавъ имя ея грознымъ на всѣхъ моряхъ.
Въ постояльцѣ былъ другой недостатокъ, болѣе существенный и невыгодный для нашего кармана: онъ совсѣмъ не платилъ намъ денег. Кромѣ тѣхъ трехъ или четырехъ золотыхъ монетъ, которыя онъ въ первый день пріѣзда такъ величественно бросилъ на полъ, мы не видали отъ него ни копѣйки. Проходили недѣли, мѣсяцы, счетъ за нимъ наросталъ и наросталъ, а онъ и не думалъ платить. Отецъ мой жался, но никакъ не могъ собраться съ духомъ, чтобы напомнить. Если же у него иногда проскальзывалъ какъ-нибудь на это робкій намекъ, то капитанъ начиналъ такъ сердито пыхтѣть, что отецъ мой спѣшилъ въ страхѣ ретироваться. Помню я, какъ онъ бывало въ отчаяніи ломалъ руки послѣ каждаго подобнаго отпора, и положительно убѣжденъ, что эти треволненія, это хроническое безпокойство неблагоприятно подѣйствовали на продолжительность его жизни.
За все время своего пребыванія у насъ капитанъ не сдѣлалъ ни малѣйшей перемѣны въ костюмѣ, только однажды купилъ у
о драках и битвах, об ужасных бурях и о разных тёмных похождениях во всех океанах мира. По его рассказам выходило, что он всю жизнь прожил среди таких мерзавцев, каких и свет не производил, а язык, которым он живописал эти ужасы, пугал простых деревенских слушателей пожалуй даже больше, чем самые рассказы. Одним словом, этот ужасный человек положительно леденил у нас кровь в жилах.
Отец с утра до ночи твердил, что свирепый постоялец вконец разорит гостиницу и отобьёт от неё всех посетителей.
Не всякому, — говорил он, — приятно глотать дерзости и возвращаться домой с волосами, стоящими дыбом.
Я думаю, что отец был неправ. Я убеждён напротив, что эти странные вечеринки не отталкивали, а привлекали посетителей. Правда, жутко им у нас приходилось, но зато сильные ощущения щекотали вкус. Наконец, приезд капитана уже сам по себе, как новинка, вносил интерес в монотонную деревенскую жизнь. Некоторые даже старались показать, будто старый моряк им очень нравится, находили, что он настоящий „морской волк“, настоящая „морская крыса“, и говорили, что такие-то именно моряки и создали морское могущество Британии, сделав имя её грозным на всех морях.
В постояльце был другой недостаток, более существенный и невыгодный для нашего кармана: он совсем не платил нам денег. Кроме тех трёх или четырёх золотых монет, которые он в первый день приезда так величественно бросил на пол, мы не видали от него ни копейки. Проходили недели, месяцы, счёт за ним нарастал и нарастал, а он и не думал платить. Отец мой жался, но никак не мог собраться с духом, чтобы напомнить. Если же у него иногда проскальзывал как-нибудь на это робкий намёк, то капитан начинал так сердито пыхтеть, что отец мой спешил в страхе ретироваться. Помню я, как он бывало в отчаянии ломал руки после каждого подобного отпора, и положительно убеждён, что эти треволнения, это хроническое беспокойство неблагоприятно подействовали на продолжительность его жизни.
За всё время своего пребывания у нас капитан не сделал ни малейшей перемены в костюме, только однажды купил у
