— Они сами идутъ туда, я отпускаю ихъ при первомъ появленіи въ нихъ звѣря, и вскорѣ они поселятся тамъ, внизу. Всѣ они боятся этого дома и меня. Въ лощинѣ одна пародія на человѣчество. Монгомери знаетъ кое-что объ этомъ, такъ какъ онъ вмѣшивается въ ихъ дѣла. Одного или двухъ онъ пріучилъ служить намъ. Онъ стыдится, но, мнѣ кажется, у него особаго рода страсть къ нѣкоторымъ изъ тѣхъ существъ. Это его дѣло, и меня не касается. На меня мои жертвы производятъ непріятное впечатлѣніе и внушаютъ мнѣ отвращеніе. Я думаю, что онѣ придерживаются правилъ, завѣщанныхъ имъ канакомъ-миссіонеромъ, и ведутъ слабое подобіе разумной жизни — бѣдные звѣри! У нихъ есть нѣчто, что называется Закономъ, они напѣваютъ пѣсни, въ которыхъ возсылаютъ славу какому-то «ему». Они сами строятъ себѣ берлоги, собираютъ плоды, нарываютъ травъ и даже вступаютъ въ браки. При всемъ этомъ, однако, внутри ихъ самихъ не видно ничего, кромѣ душъ звѣрей, загубленныхъ звѣрей съ ихъ яростью и другими жизненными инстинктами, требующими удовлетворенія... Тѣмъ не менѣе, среди всѣхъ живущихъ на свѣтѣ это удивительно странныя существа. Въ нихъ есть нѣкоторое стремленіе къ высшему — частью изъ хвастовства, частью изъ излишняго возбужденія, частью изъ присущаго имъ любопытства. Конечно, это только обезьяничанье, одна насмѣшка... Я питаю надежду на своего пуму. Я тщательно трудился надъ его головой и мозгомъ.
— А теперь, — продолжалъ онъ, поднявшись послѣ продолжительнаго молчанія, въ теченіе котораго каждый изъ насъ предавался своимъ мыслямъ, — что скажете вы обо всемъ этомъ? Боитесь ли вы еще меня?
Я посмотрѣлъ на него и увидѣлъ блѣднаго человѣка, съ сѣдыми волосами и спокойными глазами. Своимъ удивительно яснымъ взоромъ и красотою, гармонировавшей съ замѣчательнымъ спокойствіемъ его мощной фигуры, онъ совершенно походилъ на почтеннаго старца. Мною овладѣла дрожь. Въ отвѣтъ на вторично предложенный вопросъ я протянулъ ему револьверъ.
