топорикомъ землю передъ собою и замѣтилъ, что они разсматривали глубокія полосы, которыя я дѣлалъ на дернѣ. Сатиръ выразилъ сомнѣніе по поводу сказаннаго мною. Еще кто-то среди изуродованныхъ животныхъ сдѣлалъ замѣчаніе, и вокругъ огня поднялся оживленный споръ. Съ каждой минутой я чувствовалъ себя болѣе увѣреннымъ въ моей настоящей безопасности. Я разговаривалъ теперь безъ всякаго напряженія въ голосѣ и безъ всякаго возбужденія, смущавшаго меня раньше. Въ одинъ часъ мнѣ дѣйствительно удалось убѣдить нѣкоторыхъ чудовищъ въ справедливости моихъ увѣреній, а другихъ привести въ смущеніе. Мнѣ нужно было остерегаться такимъ образомъ только моего врага Гіены-Свиньи, которая совершенно не показывалась. Только, когда луна стала опускаться, спорщики начали зѣвать, показывая свои разнообразные зубы, и удалялись къ берлогамъ оврага.
Такимъ образомъ начался самый долгій періодъ моего пребыванія на островѣ доктора Моро. Но съ этой ночи совершилось только одно значительное происшествіе среди безчисленнаго множества непріятныхъ впечатлѣній, постояннаго гнѣва и безпокойства, такъ что я предпочитаю не вести хроники событій этого промежутка времени, а разсказать только единственный случай въ продолженіе десяти мѣсяцевъ, которые я провелъ въ тѣсной связи съ этими наполовипу укрощенными звѣрями. Я сохранилъ воспоминанія о многихъ вещахъ, которыя я могъ бы описать, но въ то же время охотно бы далъ на отсѣченіе мою правую руку, чтобы ихъ забыть. Но они не увеличили бы интереса моего разсказа. Когда я оглядываюсь на прошлое, мнѣ кажется страннымъ, какъ могъ я ужиться съ этими чудовищами, приноравливаться къ ихъ нравамъ и возстановлять ихъ довѣріе къ себѣ. Бывали иногда кое-какія ссоры, и я могъ бы еще показать слѣды клыковъ, но они скоро стали оказывать мнѣ доджное почтеніе, благодаря моей способности бросать каменья — способности, которой у нихъ не было — и ранамъ, наносимымъ моимъ топорикомъ. Вѣрная привязанность моего Человѣка-Собаки, Сенъ-Бернара, оказала мнѣ много огромныхъ услугъ. Я думаю, что