крови, нагребъ ногою песку. Послѣ того я вошелъ въ кусты, гдѣ рѣшилъ подумать о своемъ незавидномъ положеніи. Два топора и плеть были на перевязкѣ руки, а въ одной рукѣ я держалъ заряженный револьверъ.
Самое ужасное, въ чемъ я только теперь начиналъ отдавать себѣ отчетъ, было то, что на всемъ этомъ островѣ не было ни одного надежнаго мѣста, гдѣ бы я могъ быть въ безопасности, могъ бы отдохнуть или уснуть. Мнѣ оставалось только пройти островъ насквозь и водвориться среди укрощенныхъ двуногихъ, чтобы найти въ нихъ довѣріе и нѣкоторую безопасность. Однако, на это у меня не хватало мужества. Я вернулся къ берегу, находящемуся къ востоку отъ сожженной ограды, направился къ мысу, гдѣ узкая полоса песку и коралловъ выдвигалась къ рифамъ, и усѣлся. Тутъ можно было сидѣть и думать, повернувшись спиною къ морю, а лицомъ ко всякимъ случайностямъ. Солнце падало отвѣсно на мою голову, я сидѣлъ, уткнувъ подбородокъ въ колѣни. Возрастающая боязнь мутила мой умъ, и я искалъ средства прожить до минуты моего освобожденія — если когда-либо освобожденіе должно придти. Хотя я и старался обсудить свое положеніе со всѣмъ хладнокровіемъ, но у меня не было возможности подавить свое волненіе.
Я началъ перебирать въ своемъ умѣ мнѣнія Моро и Монгомери о животныхъ, живущихъ на островѣ. Монгомери говорилъ, что они измѣнятся. Моро также сказалъ когда-то, что ихъ упорное звѣрство проявляется со дня на день все больше и больше. Затѣмъ мысли мои перешли на Гіену-Свинью. Этого звѣря мнѣ надо было больше всего бояться. Если я его не убью, то онъ убьетъ меня. Тотъ, кто обучалъ Закону, умеръ… Монтомери, Моро умерли… Теперь звѣри знаютъ, что носители плети могутъ быть такъ же убиты, какъ и они. Всѣ эти размышленія только больше растравляли мое отчаяніе и мою боязнь.
Можетъ быть, звѣри уже подстерегали меня въ зеленой чащѣ папоротвиковъ и пальмъ? Можетъ быть, ждали, когда я подойду эъ нимъ поближе? Что замышляли они противъ меня? Что говорила имъ Гіена-Свинья?
