Государь отличать можетъ людей добрыхъ, и избирать себѣ истинныхъ друзей. А побужденія къ изключенію изъ нихъ еще кажется ощутительнѣе; ибо добродѣтельнымъ и притвориться можно, а порочнымъ никто показаться не возхощетъ. И потому, сей какъ скоро появилися, то и увѣрену объ немъ быть можно. Напримѣръ, естьли бы я былъ Государемъ, то тотъ, кто бы хотя единожды со мною о народѣ моемъ поговорилъ съ презрѣніемъ, о должностяхъ моихъ съ легкомысліемъ, или о злоупотребленіи власти моей съ рабскимъ и подлымъ угожденіемъ, таковый бы на всегда изъ числа друзей моихъ изключенъ былъ. Нѣтъ ни чего легче, какъ дѣлая наблюденія надъ людьми, открывать черты отличительныхъ свойствъ ихъ непримѣтнымъ для нихъ образомъ; ибо сіи черты измѣняютъ и самому искуснѣйшему притворству, и оное обнаруживаютъ. Я наслышался довольно о томъ глубокомъ притворствѣ, которое присвояютъ придворнымъ; но нѣтъ и изъ нихъ ни единаго, который бы, какъ и самый простакъ, узнанъ не былъ; и хотя бы Государь иногда въ томъ и обманулся, но гласъ народный изъ заблужденія выведетъ. И такъ, отъ него единаго зависитъ по достоинству помѣщать свое уваженіе и довѣренность; когда же единожды добродѣтель и истинна въ совѣтахъ его утвердятся, то возможетъ онъ съ надеждою на попеченіе и просвѣщеніе ихъ и въ избраніи прочаго полагаться.
„Помышлялъ ли ты о томъ, спросилъ Императоръ, какое множество ему нужно будетъ людей добродѣтельныхъ и благоразумныхъ, для распредѣленія его законовъ и употребленія его власти? и гдѣ бы ихъ взять было можно?
„Въ самой природѣ, отвѣтствовалъ Велисарій: она таковыхъ изобильно производитъ; естьли только умѣ-
