я не могу терпѣть изящно, для того, что тутъ щ крѣпко выговаривается; четвертый не читавъ ничего, кромѣ переводимыхъ по два тома въ недѣлю романовъ, и не бывавъ сроду ни у заутрени, ни у обѣдни, не хочетъ вѣрить, что благодатный, неискусобрачная, тлѣтворный, злокозненный, багрянородный, суть Рускія слова, и утверждаетъ это тѣмъ, что онъ ни въ Лизѣ, ни въ Анютѣ ихъ не читалъ. Такимъ образомъ можно любить или не любить капусту, грибы, полпиво, квасъ и проч. Но что принадлежитъ до словъ, то въ разборѣ ихъ потребенъ совсѣмъ инаго рода вкусъ. Мнѣ кажется нѣтъ ни одного извѣстнаго въ языкѣ слова, которое бы само по себѣ было худо или хорошо; но бываетъ оно таковымъ смотря потому, въ томъ ли родѣ сочиненія, у мѣста ли или не у мѣста, и къ статѣ ли или не къ статѣ поставлено. Я не разбираю, старое ли оно или новое, но смотрю на силу, съ какою выражаетъ оно представляемую имъ мысль или образъ. Часто уединенное, изъ рѣчи вынутое слово, не говоритъ ничего воображенію нашему, но когда мы прочитаемъ оное въ рѣчи, тогда приходимъ отъ него въ восторгъ и удивленіе. Я нахожу слово костоснѣдный, и тотчасъ понимаю, что оно означаетъ того, кто можетъ разгрызать, снѣдать кости. Смыслъ его для меня ясенъ, однакожъ оно не возбуждаетъ во мнѣ ни какова особливаго вниманія. Но когда прочитаю я оное въ слѣдующемъ мѣстѣ, гдѣ говорится о нѣкоемъ злобствовавшемъ на Грецію полководцѣ, обрадовавшемся, услышавъ, что уже не Царь, но оставшаяся послѣ него супруга его царствомъ правитъ: „сей видѣвъ Греческую страну обладаему юною женою съ дѣтьми еще младыми и маломощными, возсвисталъ на нихъ, яко змій на птичища безперныя, хваляся поглотити ихъ усты костоснѣдными.“ (Руск.
