Отъ жизни оныя какъ нынѣ мы далеки!
Страдаемъ, терпимъ, мремъ; все кончится родясь,
И разрушеній лишь природа стала связь.
Сотавъ нашъ тлѣнъ одинъ: кровь, тѣло, кости, жилы,
И умерщвляютъ насъ стихій противныхъ силы.
Въ насъ прахъ сей съ жидкостью составлены на то,
Чтобъ послѣ смѣсь сія разрушилась въ ничто,
И чувствованія жилъ тонкихъ и нѣжнѣйшихъ,
Подверглись тягостямъ болѣзней самыхъ злѣйшихъ.
Мнѣ само естество толкуетъ свой законъ,
Отверженъ Епикуръ, оставленъ мной Платонъ;
Бель знаетъ болѣ ихъ: но можноль основаться?
Держа вѣсы въ рукахъ, онъ учитъ сомнѣваться;
И не пріемля онъ системы никакой,
Всѣ оны опровергъ воюя самъ съ собой,
Подобно какъ Самсонъ, лишенный глазъ врагами,
Подъ зданьемъ палъ, его разрушеннымъ руками.
Что могутъ самые пространнѣйши умы?
Ничто; своей судьбы не постигаемъ мы.
Незнаемы собой въ своей несчастной долѣ:
Что? гдѣ я? и куда иду? и взятъ отколѣ?
Такъ какъ пылинки мы на кучѣ земляной,
Разсыпаны страдать и быть судьбы игрой;
Но мыслящи сіи пылинки, коихъ взоры
Измѣрить небеса, измѣрить землю скоры.
Несется человѣкъ умомъ ко небесамъ,
Себя не видитъ лишь, себя не знаетъ самъ.
Соборище невѣжъ и гордыхъ въ свѣтѣ ономъ,
О счастьѣ говорятъ со плачемъ и со стономъ;
Въ отчаяньѣ къ себѣ имѣетъ всякъ любовь,
Не хочетъ умереть, ниже родиться вновь.
Хотя всечасно мы напасти ощущаемъ:
Мы очи слезныя чрезъ радость осушаемъ;
Но радость наша такъ равно, какъ тѣнь, минетъ;
