Препещутъ всѣ и всѣ причины ищутъ бѣдъ,
Но вы ихъ чувствуя, вѣщаете: ихъ нѣтъ.
Когда всемощна власть, что всѣ стихіи движетъ,
Срывая горъ верьхи, ужасной бурей дышетъ,
Когда сражаетъ громъ высокія древа;
Они не чувствуютъ вреда никакова;
Я живъ, я чувствую, и сердце отъ мученья
Взываетъ ко Творцу, и проситъ облегченья.
О дѣти бѣдныя, всемощнаго Отца,
На то ли вамъ даны чувствительны сердца?
Почто я слабъ, хотя сосудъ тому не скажетъ,
Кто тѣло онаго и крѣпость глиной вяжетъ:
Не можетъ говорить, не можетъ мыслить онъ,
И не страшитъ его ни гибель, ни уронъ;
Сосудъ оплакивать своей не можетъ части,
Ни счастія желать, ни чувствовать напасти.
Мнѣ скажутъ, что чрезъ смерть даемъ жизнъ протчимъ мы,
И насѣкомыхъ вдругъ изъ насъ родятся тьмы:
Когда повергнусь въ гробъ, обремененъ бѣдами:
Вотъ облегченіе; быть съѣдену червями!
Престаньте бѣдность мнѣ вы смертныхъ исчислять,
Престаньте горесть вы мою ожесточать.
Я зрю лишь только въ васъ безсильное упорство,
И въ крайней бѣдности ложь, гордость и притворство.
Частица малая въ пространствѣ цѣломъ я:
Но всѣ животныя обширности сея,
Всѣ бытности родясь подъ таковымъ закономъ,
Жить въ горести должны и умереть со стономъ.
Какъ робкаго птенца голодной ястребъ рветъ,
И насыщаяся невинну кровь піетъ:
Находитъ пользой все, пока не прилетаетъ
Орелъ, которому онъ пищей самъ бываетъ.
Стрѣлой потомъ орла повержетъ человѣкъ,
