[с]его банкрота. Вошедъ въ залу, увидѣлъ онъ многихъ [п]ридворныхъ госпожъ, имѣющихъ вокругъ себя об[р]учи, въ двадцать четыре фута въ окружности. Одна [и]зъ нихъ, которая не много его знала, посмотрѣвъ на [н]его косо, сказала: ахъ! какъ онъ страшенъ! а другая, будучи короче ему знакома, подошедъ къ нему гово[р]ила: здравствуй г. Мемнонъ, радуюсь что тебя вижу! что это г. Мемнонъ, отъ чего ты лишился глаза? И сказавъ сіе ушла отъ него, не дожидаясь его отвѣта. — Мемнонъ спрятался въ уголъ, и тамъ ожидалъ способной минуты, броситься къ ногамъ своего государя. Наконецъ минута сія наступила; онъ три раза цѣловалъ передъ государемъ землю, и подалъ ему свою челобитную. Его снисходительное величество принявъ челобитную, отдалъ одному своему Сатрапу, приказавъ разсмотря оную, его о томъ увѣдомить. Сатрапъ отвѣдши Мемнона къ сторонѣ, говорилъ ему съ гордымъ видомъ и съ язвительною усмѣшкою: ты кривой очень смѣшнымъ мнѣ кажешься, что, приступаешь съ просьбою твоею прежде къ государю, нежели ко [м]нѣ, а еще того смѣшнѣе, что осмѣливаешься просить правосудія противъ того честнаго банкрота, котораго я почтилъ моимъ покровительствомъ, а при [т]омъ онъ племянникъ горничной служанки моей лю[б]овницы. Оставь лучше, другъ мой, сіе дѣло, буде хо[ч]ешь сохранить въ цѣлости послѣдній глазъ свой.“
„Такимъ образомъ Мемнонъ разполагаясь по утру, [х]отѣлъ удаляться отъ женщинъ, отъ неумѣреннаго [к]ушанья, отъ игры, а особливо отъ двора; въ тотъ [ж]е самый день, прежде еще вечера, былъ обманутъ и [о]грабленъ прекрасною женщиною, — напился пьянъ, [п]роигрался, имѣлъ ссору, лишился глаза, и былъ при [д]ворѣ, гдѣ всѣ надъ нимъ насмѣхались.“
„Пораженный удивленіемъ и отягченный печалію,
