[од]ного на свѣтѣ человѣка, которому бы сія глупая [мы]сль не вселялась иногда въ голову. Мемнонъ самъ [се]бѣ говорилъ: что бы быть совершенно премудрымъ, [сл]ѣдственно и весьма щастливымъ, потребно только [н]е имѣть никакихъ страстей, а сіе учинить всего [л]егче, какъ всѣмъ то извѣстно. Во первыхъ, я не буду [н]икогда любить женщинъ, и ежели когда случится [м]нѣ увидѣть совершенную красавицу, то я самъ себѣ [с]кажу: ея румяныя щеки при старости побледнѣвъ, [п]окроются морщинами, ея прелестные глаза будутъ [к]расны, ея прекрасныя и высокія груди опустятся, и голова ея лишится волосъ своихъ; а при томъ мнѣ должно только нынѣ взирать на нее такими глазами, какими тогда смотрѣть буду; то конечно никакая красавица не вскружитъ мнѣ голову.
„Во вторыхъ, я буду всегда трезвъ; меня не прельстятъ ни хорошія яствы, ни сладкія вины, ни веселыя сообщества; ибо какъ скоро представляю я себѣ всѣ дурныя, произходящія отъ того слѣдствія; то есть отягощеніе головы, поврежденіе желудка и помраченіе разума; то буду тогда ѣсть для нужнаго только себя пропитанія, отъ чего здоровье мое всегда будетъ въ равномъ состояніи, и мысли чисты и ни чѣмъ не помраченны. Все сіе легко исполнить, и къ достиженію онаго ни какихъ не потребно достоинствъ.
„Потомъ, говорилъ Мемнонъ, должно нѣсколько помыслить и о моемъ благополучіи; желанія мои умѣренны, имѣніе мое въ вѣрномъ охраненіи у государственнаго Нинивійскаго откупщика, и мнѣ есть чѣмъ жить ни отъ кого независимымъ: въ семъ-то состоитъ наивеличайшее въ жизни нашей блаженство! Я никогда не буду имѣть жестокой нужды, ходить къ другимъ на поклоны; никому не буду завидовать, и мнѣ ни кто завидовать не будетъ, и сіе также
