же ненавистнымъ, сколько оно пагубно: вотъ способъ, коимъ надлежитъ оное уничижать.
„Да будутъ сила и возвышеніе благотворительной и величественной души, дѣятельность превосходнаго ума, употребленная къ блаженству рода человѣческаго, предметами вашихъ почестей; да таже самая рука, которая воздвигнетъ храмы безкорыстію, добродушію, человѣколюбію, милосердію, повлечетъ за власы гордость, тщеславіе, мстительность, сластолюбіе, неистовство, къ страшному судилищу неподкупимаго потомства. Тогда-то вы будете Немезисъ[1] вашаго вѣка, Радаманты[2] живущихъ.
„Ежели живые васъ устрашаютъ, чего вы боитесь мертвыхъ? Вы должны прославлять благотворенія, и поносить ихъ злодѣянія. Вы обязаны тѣмъ всей вселенной. Безчестіе къ имени ихъ присоединенное, перенесется на ихъ подражателей. Сіи послѣдніе устрашатся подпасть въ свою очередь тому же опредѣленію, которымъ образцы ихъ были осуждены. Они самихъ себя представятъ въ грядущихъ временахъ, и содрогнутся, памяти своей.
„Но въ разсужденіи живыхъ, какую сторону принять долженъ ученый, взирая на неправедные успѣхи и щастливыя злодѣянья? Вооружиться противъ оныхъ, ежели есть столько вольности и отважности; молчать, ежели не можетъ, или не смѣетъ ничего болѣе сдѣлать.
„Сіе всеобщее молчаніе ученыхъ, было бы само по себѣ уже страшнымъ судомъ, естьли бы вошло въ обы-
