„Довольно, скажите вы, для честолюбиваго, когда его боятся: боязнь для него заступаетъ мѣсто любви. Онъ владычествуетъ, хотѣнія его исполняются. Но не видите ли вы, что какъ скоро мечта минуется, изчезаетъ и страхъ; честолюбивый самъ по себѣ оставшійся, не иное что есть, какъ человѣкъ слабый и робкій. Увѣрьте тѣхъ, кои ему служатъ, что они служа ему, себя погубляютъ; что враги его суть братія ихъ, и что онъ общій ихъ убійца: сдѣлайте его ненавистнымъ и тѣмъ самимъ, кои его дѣлаютъ страшнымъ; что будетъ тогда изъ сего дивнаго человѣка, предъ коимъ все должно трепетать? Тамерланъ, ужасъ Азіи, не что иное тогда будетъ, какъ бездѣлица: четверо могутъ его связать какъ бѣшенаго, и сѣчь какъ робенка. Вотъ до чего можно бы было доводить силу и славу завоевателей, ежели бы отняты были у народа завѣса предубѣжденія и узы страха. Нѣкоторые почитали себя весьма мудрыми, полагая на вѣсы для оцѣнки славы побѣдителя то, чѣмъ онъ обязанъ былъ случаю и своимъ войскамъ, такъ же и то, чѣмъ онъ единственно самому себѣ былъ обязанъ. Очень нужно здѣсь раздѣлять славу. Надлежитъ по всюду разлить поношеніе, вездѣ вдохнуть ненависть. Тотъ, кто устрашаетъ вселенную, есть адскій, или небесный Богъ: ему всѣ поклоняются, ежели не возненавидятъ; суевѣріе средины не знаетъ.
„Это не онъ побѣдилъ, скажете вы о завоевателѣ; слабое средство къ уничиженію его! Не онъ побѣдилъ, но онъ заставилъ побѣдить. Развѣ это ничто, вдохнуть великому множеству людей рѣшимость сражаться и умереть подъ его знаменами? Сего одного превосходства надъ умами довольно уже, чтобъ доставить ему одному славу. И такъ не тщитесь разрушать очарованіе завоеваній, но сдѣлайте оное столько
