толкнетъ, то сдѣлаетъ мнѣ смѣшную рожу— я захохочу; Игоша для батюшки былъ невидимъ—и батюшка пуще разсердился.
„Постой“ сказалъ онъ—,, увидимъ какъ тебя Игоша будетъ отталкивать“—и съ сими словами привязалъ мнѣ руки къ стулу.
А Игоша не дремлетъ: онъ ко мнѣ и ну зубами тянутъ за узлы; только батюшка отворотится, онъ петлю и вытянетъ; не прошло двухъ минутъ—и я снова очутился на коврѣ между игрушекъ, по срединѣ комнаты.
Плохо бы мнѣ было, если бы тогда не наступилъ уже вечеръ; за непослушаніе меня уложили въ постель ранѣе обыкновеннаго, накрыли одѣяломъ и велѣли спать, обѣщая что завтра сверхъ того меня запрутъ одного въ пустую комнату.
Ночью, едва нянюшка загнула въ свинецъ свои пукли, надѣла коленкоровый чепчикъ, бѣлую канифасную кофту, пригладила виски свѣчнымъ огаркомъ, покурила ладо-
